С. Х. В. А. Т. К. А.
Шрифт:
Сзади донёсся громкий плеск, Тимур повернул голову и встретился взглядом с Филином. Тот нырнул, за ним мелькнула обожженная голова Боцмана.
Прицепив контейнер, он поплыл, огибая остров из веток. Заметил что-то краем глаза — большое, тёмное, шелестящее.
Движущееся.
Он чуть не выпрыгнул из кожи, поняв, что это там ползёт, замолотил руками и ногами, чтобы побыстрее обогнуть островок. Дальше была полоса воды шириной метров десять, а за ней плоский берег. Главное — добраться до него прежде, чем эта штука окажется здесь…
Увидев, что Шульга огибает
— Помоги! — хрипнул Боцман.
— За мной греби! — приказал Филин. — Шульга уходит!
Он обогнул островок и остановился, когда что-то большое надвинулось на него. Боцман испуганно засипел.
Это был ползучий холм — большой земляной горб, весь затянутый мхом. На вершине его даже кусты росли. Холм неторопливо полз по воде между островом и берегом, позади него поднимались зелёные пузыри и всплывали комья пены. Они шипели, над ними вился ядовитый парок.
Бандиты слышали о таких холмах, но никогда не видели раньше. И они понятия не имели, что те могут двигаться по воде — речь всегда шла о суше. Говорили, что особая железа на брюхе холма выделяет слизь, разъедающую всякую зелень, а ещё там есть рот — вроде мясистой воронки, втягивающей кашицу, которой становятся трава с кустами. Если человек заснёт и холм наползёт на него, останутся только рожки да ножки, в смысле — кости да череп. В общем, на пути холма лучше не становиться. И не ложиться тоже.
Филин и не собирался этого делать, хотя Шульга уже добрался до берега и спешил прочь. Главарь, а вслед за ним и помощник выбрались на островок, оказавшийся просто большим клубком гниющих веток и корней. Он тяжело закачался под людьми, опустившись глубже в воду. Не зная, есть ли у холмов глаза — а может, они способны как-то почуять человека, ну вот как псевдопсы? — Филин с Боцманом затаились. Вода хлюпала между ветками, выстреливала грязными струйками. Холм неторопливо полз перед ними.
Почерневшее от нагара ухо Боцмана напоминало скрюченную головешку, волосы слева выгорели, на шее, виске, скуле темнели пятна, перемежавшиеся волдырями. В глазах, мутных от боли, притаилось безумие. Не хватало только, чтобы и этот свихнулся, как Жердь. Где он, кстати?
— Жердя видел? — прошептал Филин.
Боцман прикрыл глаза, будто обдумывая вопрос, потом с хрипом выдавил:
— Не… А щенок?
— Он впереди. Мы лежим тут, а он к «менталу» чешет. — Филин скривился: пока эта громадина, как черепаха, тащится мимо, ненавистный Шульга всё дальше угребает от него вместе с контейнером. И поделать тут ничего нельзя, опасно слезать с островка, пока холм не удалится хотя бы метров на двадцать.
— А волосатый? — спросил Боцман.
Значит, ещё соображает что-то, раз вспомнил про Растафарыча.
— Его тоже не видать, — ответил Филин, и тут рядом с островком выпрямился Жердь.
Он был куда выше остальных бандитов, да к тому же нашёл, видно, какой-то
— А-ргх! — выдохнул он и рванул молнию сумки на ремне. На свет появилась та самая длинношеяя бутылка, стреляющая фейерверками, во второй руке бандита оказался небольшой предмет, запечатанный в целлофан. Жердь рванул его зубами.
— Не вздумай! — прошипел Филин, боясь привлечь внимание холма.
Жердь безумно оглянулся и только тогда увидел бандитов на островке.
— А ты не командуй! — крикнул он, скалясь. — Ты мне больше не командир! Ты всех… всех нас сгубил… весь отряд… и Огонька!
В руке его блеснула освобожденная от целлофана серебристая турбозажигалка. Холм начал тормозить.
— Стой! — крикнул Филин.
Жердь чиркнул, поднёс зажигалку к горлышку.
Выломав из островка тяжёлую ветку. Филин швырнул её в бандита. Жердь замахнулся. Сжимающая бутылку рука уже пошла вперёд, когда ветка вмазала ему по голове с таким звуком, какой издаёт мокрое полотенце, если им шмякнуть по стене. Бандит поскользнулся, ноги разъехались, он осел в воде, и выпавшая из руки бутыль свалилась ему на голову.
Она не разбилась от удара, а свернутая жгутом ткань в горлышке прогорела ещё не до конца, хотя ей оставалось совсем немного — Жердь мог бы спастись, если бы сразу ушёл под воду. Но он не сделал этого: поймал бутылку и снова занёс, чтобы бросить в холм.
Она взорвалась.
Крик слился с гудением пламени, которое полыхнуло на весь Могильник, ослепив замерших на островке бандитов. Жердь стал большим факелом, огонь взлетел столбом, потом колесом разошёлся вокруг. Над гудящим кольцевым валом, покатившимся над водой, вспыхивали и гасли сине-зелёные искры.
Филин нырнул с островка, ухватив за шиворот Боцмана, стащил его за собой. Даже сквозь грязную воду вспышка была хорошо видна — красно-багровые завихрения и протуберанцы закрыли небо. Опали. Стало темнее, потом огонь исчез. Боцман, которого Филин всё ещё держал за шкирку, рванулся вверх. Оттолкнувшись от дна, главарь тоже вынырнул.
Холм быстро полз прочь, оставляя широкую пенную струю. Бок и задняя часть его почернели, обугленный мох слезал длинными лоскутами, под ними обнажилось что-то странное — слизистое, прозрачное.
Но Филину было не до того — теперь путь свободен! От Жердя осталось лишь тёмное пятно на воде, посреди которого плавал неопрятный чёрный комок, похожий на островок смешанной с пеплом глины.
Снова ухватив Боцмана, главарь потащил его к близкому берегу.
Облако зелёного тумана выплюнуло Машу. Воздуха в груди не осталось, она рванулась вверх. Там что-то вспыхнуло. Стало светлее, потом огонь исчез. Девушка вынырнула.
И заморгала, увидев, как изменился мир. Солнце перескочило к горизонту, на треть ушло за него, исчезли островки и заросли, но вместо них появились другие. Впереди — большой дымящийся клубок веток и корней, за ним кто-то спешит прочь, в стороне движется ползучий холм, а рядом над водой выступают борта лодки в тёмных подпалинах.