С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)
Шрифт:
– Тонька? А что ей сделается!
– хмыкнула Надька.
– Вон в окно посмотри: чешет от остановки на третьей скорости. И улыбается на ходу. Не иначе как опять какую-то пакость удумала.
Удумала или не удумала, но вошла Антонина в комнату с выражением ангелочка, поющего в райском хоре. Поздоровалась со всеми, забрала у Федорина часть папок и с невинным видом принялась их перелопачивать.
– Надечка, а ты видела в вестибюле объявление?
– бросила она как бы невзначай.
– У «туристов» наших путевки есть недорогие, потому
– Сколько?
– спросила Надька, еще не чувствуя подвоха.
– Долларов двести. Ты же знаешь, я долг всегда вовремя отдаю.
– Ну, это можно. А куда путевки?
– Да турбаза где-то в Болгарии. На две недели. Главное - возле моря. Правда, питание не очень, всего два раза в день, но я и так худеть собиралась.
– Так это с дорогой двести долларов или билеты отдельно?
– С дорогой, Надечка, с дорогой! Чего же я зацепилась! Так если ты меня выручишь, то я побежала, скажу, чтобы мне путевку забили, а то ведь расхватают!
– Погоди… у меня тоже отпуск на носу…
– Ну и беги, пока остальные не хватились!
И Надька, забыв о своей настороженности относительно всего, Тоньки касаемого, таки побежала. Но по дороге зацепилась юбкой за стул, повернулась отцепить подол и увидела ликующую мордашку коллеги.
– Ну, Тонька! Этого я тебе не прощу. Ты же на святое замахнулась - на отпуск!
– А что?
– захлопала ресницами Тонька.
– А вдруг там и вправду путевки есть? Пойди, проверь.
– Ага, сейчас! Чтобы на меня посмотрели как на идиотку? Мол, подайте нашей Надежде путевку в Болгарию за двести баксов! А может, ей за двести рублей найдется?
– Ну ладно!
– завопила Тонька.
– Ну что ты какая-то примороженная? Шуток не понимаешь! Ну, скажи, пожалуйста, если бы я тебя не разыгрывала, что бы за жизнь тут была? Скука голодная!
– Ты сюда на работу приходишь, а не на шоу «Сделай дуру из Надежды». Серьезнее надо быть!
– Я и так серьезная.
– Ты - серьёзная женщина? Ты финтифлюшка. Даже нет - финтифирюлька!
– Нет такого слова!
– Да? А ты у Даля посмотри!
Посмотрела. Нашла. Заткнулась. Но ненадолго.
– Ладно, когда ты помрешь тут со скуки, так и знай - я тебе на могилку цветы носить не буду.
– Да я скорее помру от инфаркта, до которого ты меня своими штучками доведешь!
Федорин прекрасно знал, что любое поползновение угомонить разбушевавшихся подруг против него же самого обернется. Поэтому он сидел молча и терзал себя многократными попытками сосредоточиться. Наконец дамы отшумели свое и какое-то время молча стучали по клавиатуре. Потом Тонька встала и вышла.
– Опять какую-то каверзу затеяла!
– хмыкнула Надька.
Дверь скрипнула, Тонька мышкой шмыгнула на свое место, уткнулась носом в папку с документами и, вся такая деловая, небрежно бросила:
– Да, Надь, иди, тебя Калиныч зовет.
Главвред, сиречь, главный
– Ну, дудки! Ты меня уже раз так подставила! Второй - не выйдет.
– Не веришь - не надо. Сиди. А он, между прочим, ждет. Чего доброго сам явится и спросит, почему ты не торопишься…
– Я уже тебя послушала - позавчера. Он на меня, как на дурочку, посмотрел!
– Посиди подольше - и сегодня так же посмотрит. И вообще - когда это я тебя дважды на один и тот же прикол ловила?
Последний аргумент убедил Надьку, она встала и вышла. Тонька радостно взвизгнула:
– Ага! Таки попалась!… Ой, Федорин, спрячь меня, а то вернется - убьет!
И поделом. Потому что Калиныч, начальник, что называется, по жизни, терпеть не мог неорганизованности. И Надежде, появившейся с вопросом: «Звали, Марк Саныч?» светила как минимум нудная нотация на тему безответственности некоторых сотрудников, которых по делу не дозовешься, а без дела сами являются и мешают ему, Калиновскому, руководить.
Представив себе последствия Надькиного гнева, Федорин вздохнул и отодвинулся от своего монументального стола:
– Залезай!
Тонька нырнула под стол, Федорин приоткрыл дверцу тумбочки так, что стало совсем не видно, есть ли что-то или кто-то под столом. Сделал это вовремя, потому что через секунду в комнату влетела озверевшая Надька.
– Где эта пар-р-ршивка?
– В буфет пошла, - стараясь выглядеть безразличным, ответил Федорин.
– Стол, не дергайся, - тихонько добавил он, потому что Тонька за дверцей тумбочки тряслась от смеха.
Надежда вылетела с железным намерением не оставлять паршивке Тоньке никакой надежды на помилование.
– Антонина, ты так и собираешься весь день там сидеть?
– поинтересовался Федорин.
– А что?
– пискнула из-под стола безнадежная Тонька, вытирая смешные слезы.
– Нет, я не против. Женщина у ног моих - такое не каждый день бывает. Но только Надя в буфете тебя не увидит, вернется сюда - и уж точно найдет.
– Да, ты прав, - Тонька вылезла из-под стола и сдернула с вешалки куртку, - погуляю на улице, пока Надька не остынет, а если вправду Калиныч будет спрашивать, прикрой, придумай что-нибудь.
Надежда вскоре вернулась, внимательно осмотрела в комнате все углы (не забыв заглянуть и под стол Федорина), затем села на свое место, но, судя по всему, остывать не собиралась.
– Пора с этим завязывать, - наконец изрекла она.
– Каким образом?
– Клин клином вышибают. Вот пусть на своей шкуре попробует свои же хохмочки - сразу поумнеет.
Надька поставила у двери табурет, предназначавшийся для незваных гостей, и вскарабкалась на него с папкой в руках.
– И долго ты так собираешься стоять?