С..а - любовь
Шрифт:
— Прости, Шеймус. — Я не знаю, кто ему сказал об аборте и даже не пытаюсь отрицать правду. Шеймус подходит и склоняется надо мной. — Извинения не помогут исправить всего того, что ты сделала.
Он отходит и устраивается в кресле. Его враждебный взгляд вселяет в меня ужас, но не потому, что я боюсь Шеймуса, а так как понимаю, что именно я несу ответственность за ту ярость, которая сейчас бушует в душе этого доброго и милого мужчины.
— Сколько у тебя было любовников помимо Лорена? Пока я сидел дома, слепо
Меня охватывает стыд.
— Несколько десятков, — честно отвечаю я.
У него округляются глаза, и отвисает челюсть.
— Несколько десятков?
— Несколько десятков, — киваю я.
Шеймус откидывает голову назад и смотрит в потолок, наверное, чтобы не видеть меня.
— Боже мой. Несколько десятков, — повторяет он. — Я такой идиот.
— Ты не идиот, Шеймус. Ты был хорошим мужем. Это я была дерьмовой женой. Во всем виновата я, а не ты. Ты заслуживал лучшего. Ты заслуживал лучшего с самого начала. — Я вытираю нос тыльной стороной ладони.
Он проводит рукой по волосам и опускает голову.
— У тебя были угрызения совести? Когда ты трахалась с ними, то чувствовала себя виноватой?
Я мотаю головой, ощущая, как на меня накатывает новая волна раскаяния и сожаления.
— Нет. Тогда нет.
У него перехватывает дыхание, как будто из легких выбили весь воздух.
— Но сейчас… сейчас я бы отдала все, чтобы вернуть тот день, когда мы впервые встретились. Я бы отдала все, чтобы быть в тот момент другим человеком. Чтобы любить тебя так, как ты любил меня, — дрожащим голосом произношу я.
По его лицу катятся слезы, и неожиданно я понимаю, что он знает о моем секрете.
— Ты собиралась когда-нибудь рассказать мне о Кире?
Я даже не удивляюсь этому факту. Скорее, чувствую облегчение, что не придется сообщать об этом самой.
— Нет, — выдыхаю я.
Его ненависть и боль вновь изливаются на меня.
— Ты сука. Кира не пешка в твоих гребаных играх. Она ребенок. Мой ребенок, — шипит он.
У меня сжимается горло, и я с трудом сглатываю.
—Я знаю.
— Знаешь? — кричит он. Его голос звучит немного странно, словно буквы застревают в дыхательных путях.
Я дожидаюсь, когда его дикий взгляд падает на меня и объясняю:
— Я совершила много ошибок в наших отношениях. Много. — Сделав глубокий вдох, продолжаю: — Мне очень жаль. Но когда я вижу вас с Кирой, то знаю, что беременность не была одной из них. Не важно кто биологический отец, ты ее папочка… а она твоя малышка, Шеймус.
Из его груди вырываются рыдания. Шеймус опускает голову на ладони и пытается справиться с бурей эмоций. Когда ему удается это, он переводит взгляд на Киру, которая спит в кресле рядом со мной.
— Она моя. В моем сердце она всегда была моей девочкой. Без вопросов.
Моему расколотому на осколки сердцу становится немного легче.
— Он никогда не хотел детей. Я рада. — Я знаю, что у меня нет никаких шансов с Шеймусом. Наши сердца — это кусочки мозаики, которую невозможно собрать.
Шеймус
Говорят, что правда делает тебя свободным.
Это полная ерунда.
Я чувствую себя уничтоженным и раздавленным.
А Миранда выглядит как привидение. Бледное и безжизненное.
Я никогда не был настолько эмоционально истощен. Несколько минут мы молчим, а потом я вытираю мокрое лицо рубашкой. Нет смысла больше разговаривать. Все уже сказано. Обвинения выкрикнуты.
–Будешь кофе?
Она кивает.
–Да, спасибо.
Я приношу кофе, и мы молча пьем его.
Дети просыпаются, чтобы сходить в туалет и снова засыпают.
Время от времени нам сообщают о состоянии Кая. Без изменений. Они заверяют, что это хорошо. Но когда ты родитель, так не кажется.
Около пяти часов утра Миранда уходит, чтобы сделать телефонный звонок.
Через час она сообщает, что ей нужно в туалет, и я остаюсь наедине со своими мрачными мыслями.
— Простите?
Передо мной стоит седеющий мужчина средних лет. Я даже не заметил, как он подошел.
— Простите, — снова произносит он, не услышав ответа. — Я ищу мать Кая Макинтайра, Миранду. Вы случайно не знаете ее?
Я киваю.
— Она вышла в туалет. Вернется через минуту. — Я вспоминаю о манерах и протягиваю ему руку. — Меня зовут Шеймус Макинтайр. Кай мой сын.
Он крепко сжимает мою ладонь одной рукой, а второй похлопывает по плечу.
— Мне так жаль. Миранда сказала, что ему сделали операцию и сейчас он в палате интенсивной терапии.
Я киваю, и он отпускает мою ладонь.
— Меня зовут Бенито Арагон. Я работаю с Мирандой в благотворительном центре. — Он показывает пальцам в сторону коридора. — Туалет там?
Я снова киваю.
— Пойду поищу ее. Рад был познакомиться с вами, Шеймус. Я буду молиться за Кая.
— Спасибо. — Я наблюдаю, как он уходит, но не потому, что мне это интересно. Просто, чтобы отвлечься от мыслей о сыне. Когда мужчина исчезает из виду, я опускаю голову на ладони и думаю. Думаю о том, что темнота в ладонях предпочтительнее свету флуоресцентных ламп. О боли, которая сжимает голову, как тиски. О… Внезапно на мое плечо опускается рука. Я узнаю это прикосновение.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты настоящая? — умоляю я голосом, которым обычно веду внутренний диалог: вопросительным и пессимистичным. — Мне нужно, чтобы ты была настоящая. Пожалуйста.