С.М.У.Т.А.
Шрифт:
Было несколько не по себе, уже не чёрное, а серое небо хмуро нависало над головой, а отовсюду мерещились разные страшные твари и зыркали огненными глазами демоны. Да и мертвяк мог внезапно подняться из мокрой травы, как это уже один раз с ним и случилось.
Вадима передёрнуло от воспоминаний, и он ускорил шаг, надеясь, как можно быстрее добраться до колокольни, чтобы оказаться в относительной безопасности. Дохромав до маленькой боковой калитки в церковь, он открыл замысловатым бородчатым ключом небольшой бронзовый замок и распахнул дверь. Пахнуло
Стало темно, как у негра в …, ну, понимаете, где… Свечи у Вадима с собой не было, зато сверху сочился очень слабый свет, отбрасываемый луной и звёздами. В этом неясном мерцании стало возможным разглядеть лестницу, что вплотную примыкала к стене церкви. Осторожно держась за её перила, Вадим стал медленно пробираться наверх и вскоре достиг колокольни.
– Эх, - вырвалось из него от нахлынувшего восторга от открывшейся перед ним картины. Колокольня находилась очень высоко, оставив внизу любое из деревьев, и была со всех сторон открыта, как ветру, так и свету.
Над головой Вадима застыли пять небольших колоколов, чьи било были жёстко зафиксированы верёвками, намотанными на вбитых в стену крюках. Ни ветер, ни дождь, ни снег не смогли бы их сорвать со своих мест. Только лишь человеческая рука могла их снять и заставить вещать на весь мир. Или нечеловеческая…
Вадим вздохнул и, вращая головой, стал смотреть на все стороны света, пытаясь запечатлеть те мгновения, что пропустил, когда поднимался на колокольню. Вокруг стояла полная тишина, лишь угрюмо шелестел листвой дремучий лес, да проплывали по небу серые облака. Никакого движения видно не было. Лишь смутные тени скользили на краю леса, вспыхивая мрачными огоньками звериных глаз.
Постепенно начало светать, и небо стало окрашиваться сначала в серый, а потом и в бледный свет. Солнца ещё и не было видно, когда окончательно посветлело. Сначала нерешительно, а потом все бодрее и бодрее принялись петь на разные голоса птицы, приветствуя утро. Вслед за ними из-за горизонта выкатилось ясное солнышко, окончательно установив новое начало дня. На душе сразу стало светло и радостно. Ночные тени ушли, испуганные ярким светом солнца, и жизнь заиграла свежими красками.
– Эй, на колокольне! Всё спокойно?
Вадик вздрогнул от неожиданности, полностью погружённый в созерцание природной красоты.
Кричащим оказался Аким, который, видимо, и должен был подменить Вадима, но совсем не спешил этого делать.
– Спокойно, - отозвался на его крик Вадик.
– Ааа, тады хорошо, а я пока в отхожее место схожу, - и Аким махнул рукой в сторону далеко стоящего от зданий обширного помещения. Туалет представлял собой прямоугольный невысокий сруб с дырками в полу. Был он мужским, но имелся и женский, он стоял чуть в стороне и был меньше. И вонял он не так сильно, а может, это только казалось Вадиму. Он пожал плечами и остался и дальше стоять на страже. Постепенно стали просыпаться и другие обитатели Пустыни.
Засуетились монахини,
– Эван ты где! Давай, слезай, на сегодня караул твой окончился.
Вадик пожал плечами и стал спускаться с колокольни вниз.
Глава 7 Чернила.
– Ну что, Анисим, рассказывай о нашем отроке. Что вызнал, да что прознал. Стоит ли его чему учить или подкормить, да отправить на все четыре стороны?
– Прознал много, не знаю, хитёр ли отрок или точно память потерял, но счёт и грамоту он знает. Да грамоту непростую, как будто не кириллицу он знает, а латиницу или вообще, адскую смесь от обоих алфавитов.
Настоятель поморщился и отмахнулся.
– То католики его ересью замучили, везде ляхи гадят, да подгаживают, ничего, переучим.
– Да, это можно сделать легко. Много у Вадима всяких странностей и по письму и остальному, но вот счёт он знает, этого не отнять, любые суммы вычисляет и складывает, и отнимает, и делит, и умножает, того и я не ведаю, что он ведает!
– Да, не воин он, а купец, и отец его, вестимо, не посадский дворянин, а купец личный, - настоятель гневно повёл рукой, передвинув псалтырь на новое место.
– Так, може, оно и так, но вот стрелять с ручницы он сподобился, да ловко, с первого разу в дерево попал, а сабли и не ведает, да и топор в руках неумело держит, хоть и работать им умеет. А Елизар говорил, что никто с первого раза не только никуда не попадал, так и вообще боялся. Значит, держал он в руках огнестрел.
– Ну, тут его папаша так учил. На сложное обращал внимание, думал, простому он и сам научится, но, видимо, не сподобился.
– На всё воля Божья! – нейтрально отозвался отец Анисим, - ну, а что с отроком-то делать, к какому делу приучать?
– Давай к кузнецу, пусть ему помогает, раз понимание имеет, потом к Митрофану, что книгами ведает. Пусть он его учит, да пользу с того имеет, да и по лесу, что надо будет, тебе поможет. В ту же деревню сходить, на которую напали, посмотреть, что там есть. Ну, это чуть позже, пусть пыль уляжется.
– Понял я, Варфоломей, всё сделаю.
– Да, и научи его креститься и молитвы читать, а то противно смотреть, как отрок только вид делает, что молится. Мать у него, видно, литовка была, а то и полячка, всё, небось, пыталась его отучить от веры православной. Да не быть тому! Учи, Анисим!
– Так и я подумал, так и сделаю, всему научу: и молитвам, и остальному. Выйдет от парня польза. Выйдет.
Они оба перекрестились, и Анисим ушёл к себе.
Утро Вадима началось с похода к кузнецу.
– Ну, что, отрок, как там тебя звать, забыл я уже…
– Вадим, - вздохнул Вадик.
– Угу, Вадим, значится. Ну, тогда для начала перебери весь инструмент, да в кузне прибери, и жди меня. А то некогда мне, много работы разной, а я пока до настоятеля схожу.