S.N.U.F.F.
Шрифт:
Грым недоверчиво покачал головой.
Все вдруг встало в нужную перспективу — теперь было ясно, почему Кая ничего не ела ни в Лондоне, ни сегодня. И почему Дамилола пришел на открытие мемориала вместе с ней.
И сразу сделалось так горько, что это новое восхитительное чувство, только что пронзившее его душу, оказалось таким же обманом, как и все остальное в жизни.
— Пупарас Трыг — мое сердце прыг, — пробормотал он.
Хлоя засмеялась.
— А я догадывалась, — сказала она. — Живая девушка такой ухоженной не бывает. У нее ни прыщика, ни шрамика, ни жилки в глазу. И еще настоящая баба при своем мужике
Дамилола кивнул.
— Как чутко женское сердце, — сказал он. — Но я ее сам так настроил. Я ведь летчик. А у летчиков суры всегда с сумасшедшинкой, это у нас традиция. После вылета устаешь. Опять же за день такой чернухи в прицеле насмотришься, что уже не до нежностей. Поэтому растормошить меня трудно. Там где другой с ума сойдет, у пилота нижний порог чувствительности. Поэтому у Каи соблазн и всякие другие параметры на максимуме. Она постоянно провоцирует и флиртует, такая у нее программа. Не принимайте близко к сердцу.
Грым понял, что молчит слишком долго — надо было что-то сказать.
— А сколько такая стоит?
Дамилола захохотал.
— Тоже захотел, да? Да зачем тебе, у тебя же Хлоя?
— А у многих такие есть?
— У тех, кто может себе позволить. У богатых почти у всех. Кому сегодня надо с живыми заморачиваться? Есть, конечно, любители черепа полировать, но кончают они плохо… Хе-хе, я не в том смысле. Хотя и в том, в принципе, тоже…
Он покосился на помрачневшую Хлою и сделал виноватое лицо.
— Только вы, ребята, поймите меня правильно. Это вопрос воспитания и привычки. Наши культурные стереотипы вам, я думаю, кажутся смешными. Или, наоборот, в чем-то неприемлемыми. Но…
Он понял, что завел разговор не туда, и замолчал.
Грым постарался быстрее уйти от скользкой темы:
— А как ей характер настраивают?
— Можно самому. А можно пользоваться фабричным режимом. Можно даже настройщика вызвать — есть такие профессионалы. Хорошая работа, кстати, хоть и нервная. Но настоящий ценитель все налаживает сам. Считается, что надо один раз настроить, и потом уже никогда не трогать. Тогда это будет совсем как живой человек.
— А мужики такие бывают? — спросила Хлоя. Дамилола опять захохотал — гости определенно его развлекали.
— Бывают, бывают. И ни один живой мужик с ними конкурировать не может. Вот только стоят они дорого. А сами зарабатывать пока не научились, ха-ха!
Грым посмотрел на Каю. Она сидела, сосредоточенно закрыв глаза — будто тысячелетняя статуя, ждущая, когда суетливые быстрорастворимые люди покинут облюбованное ею пространство и превратятся в прах, чтобы она смогла проснуться вновь.
Хлоя с характерной для оркской девушки практичностью переложила остывшие мантоу с тарелки Каи на свою.
— Ей все равно не надо, — сказала она.
Дамилола благожелательно кивнул.
— О чем задумался, Грым? — спросил он.
Грым поднял глаза.
— Я одной вещи понять не могу, — сказал он. — Если вы так живых людей подделывать умеете… И меня самого изобразить можете без всякого моего участия… И даже моим голосом прочитать стихи, которые я только собирался написать… Зачем вам тогда эти войны на Оркской Славе? Вы же без нас в сто раз лучше все снимете. И про любовь, и про войну. И никого не надо убивать.
— Но это будет неправда, — сказал Дамилола. — Так
— Мои стихи перед битвой — тоже неправда.
— Так на то и развлекательный блок.
— А почему нельзя показывать снафы в развлекательном блоке?
— Потому что снафы — не развлечение, — сказал Дамилола серьезно. — Это таинство. И это правда. Не просто правда, а самая ее суть… Хотя, конечно, вымысел в них тоже есть, если строго. Сюжет, костюмы, исторический период… Но это как обертка от конфеты. А сама конфета сделана из чистейшей истины. Снаф просто не может быть ничем другим. Поэтому это фундамент, на котором можно строить все остальное.
— А вот она — правда или неправда? — спросил Грым и указал на Каю.
— Для меня правда, — сказал Дамилола. — Особенно в плане кредитных выплат. А что это для тебя, знаешь только ты. Есть вещи, которые являются правдой для одного и неправдой для другого. Из-за них, кстати, и возникает ненависть между людьми.
— А зачем вообще нужны снафы?
— Такой вопрос в нашем обществе не стоит.
— В каком смысле?
— В прямом. Корнями все уходит в философию и религию. Но мы про это давно не думаем. Людям просто не до того, Грым. Вот возьми меня. Когда я снимаю на целлулоид — это для вечности и Маниту. И нельзя сказать, что я в это не верю — я верю. Но глубоко вникать я просто не хочу. Не с меня началось, не мной кончится. Пусть этим священники занимаются — у меня ведь голова не резиновая. Сил хватает только на работу, да еще… — Дамилола кивнул на загадочно молчащую Каю. — Так что, если тебе действительно интересно, иди в храм.
— В храм?
— В Дом Маниту.
— А меня туда пустят?
Дамилола засмеялся.
— К ним давно никто не ходит, Грым. Конечно, пустят. Я поговорю с Аленой-Либертиной — думаю, она захочет все объяснить лично. Старушка будет счастлива, что кому-то это еще нужно. Хлоя, только ты не говори, что я ее старушкой назвал. А то старушка обидится. И не на меня, хе-хе, а на тебя. Поняла?
Когда я снял Каю с паузы после ухода гостей, первым, что она сказала, было:
— Про резонанс забудь, толстожопое. Consensual sex [19] только в фабричном режиме. Запрись в сортире и сделай меня доброй. Понял?
— Понял, — ответил я, фальшиво изображая смирение. — Что ж я теперь делать-то буду, а?
Она посмотрела на меня с хмурым недоверием — словно чуя, что у меня заготовлен следующий ход.
Лапочка не ошиблась. И готов он был уже давно.
Когда стало ясно, что она всерьез намерена меня шантажировать, захлопывая перед моим носом дверцу в только что показанный мне рай, я понял — мне нужно ответное оружие. Шантаж так шантаж. Думаю, в этой области ни один алгоритм еще долго не сможет сравниться с обиженным и обозленным человеком.
19
Секс по обоюдному согласию.