С.нежное сердце

Видманов Илья

Мужик кивнул.

– Ну спросим, если чё!

Развернулся и потопал обратно

Дочь оглядела первую комнату, потом прошла к открытой отцом второй… после проследовала в конец коридора, где напротив кухни располагается дверь третьей. Роман заставил себя ждать, когда она скажет что-то сама. Сцепив пальцы за спиной он прошаркал, почти не отрывая подошв, в зал и встал возле окна во двор. Через стекло открылись занесённый белизной двор, покрытый снегом грузовик и болтающий с водителем долговязый.

По документам тётка

эту квартиру купила ещё на котловане. Дешёвые обои, деревянные плинтуса, крашенные в жёлтое трубы и белёные потолки. Начальная отделка как она есть. Стёкла, слава богу, пластиковые – и на том спасибо. Прожила женщина здесь больше двадцати лет. Никто её не навещал, так и умерла она одна, в постели. Роман помнил её плохо, в юности видел всего-то пару раз, когда с родителями в гости наведывались. Тогда тут всё выглядело также. Теперь не хватает только её вещей – холодильника «Орск», стиральной, ещё советской машинки «малютка» и деревянных скрипучих стульев… Всё теперь на помойке. За это немного гложет совесть, однако пользоваться таким хламом уже никак нельзя, а своё ставить куда-то требуется, вот и…

Когда Роман узнал о смерти тётки и её завещании, он, где стоял, там и сел. Сейчас, глядя на уже начавших суетится грузчиков он почему-то вспомнил тот момент… и улыбнулся.

Скрипнула половица. Роман не обернулся; он наблюдал, как ребята вытаскивают стиральную машинку. Дочь встала рядом, посмотрела в окно.

– Да уж, пап… Дома у нас было всё-таки получше…

Роман пожал плечами.

– Уют создать можно везде… Ты уже присмотрела себе комнату?

Настя отошла, повертелась, покрутила головой.

– Может быть возьму вот эту… или ту, напротив…

Развернувшись дочь вновь вышла в коридор. Её взгляд пробежался по стенам и проёмам заново. Настя задрала голову, подняла руку и неожиданно прыгнула – до потолка не дотянулась, а каблуки при приземлении звонко стукнули!

– Вообще-то здесь просторненько…

Снова дочь заглянула во вторую комнату. Её бодрые шаги переместились к третьей… Наконец она вернулась.

– Наверное, пап, я возьму ту, которая в конце коридора. У неё окна на улицу выходят. Там, я заметила, и балкон тоже есть…

Роман повернулся, его губы растянулись в широкой улыбке.

– Конечно бери, красота моя! – Быстро, он как коршун сгрёб застигнутую врасплох дочь в объятия! А его губы крепко припечатались к её белой, всё ещё холодной щеке. – Конечно бери! Хоть две забирай!

Услышать от дочери даже ничтожную похвалу он и не надеялся. Быть может ей здесь всё-таки понравится?.. Может быть это перемирие?..

Из коридора докатились низкие голоса: один призывал другого держать нормально и так круто не наклонять.

– Хозяин! Куда ты там говорил машинку ставить?!

Больше часа грузчики ходили туда-сюда, ещё часа два собирали шкафы, кровати и прочие тумбочки. Когда уставший, взмокший и испачкавшийся

старший попросил накинуть тысчонку за возникшие трудности, Роман даже не спорил, дал без вопросов. Захлопнув за людьми дверь он повернулся, упёрся в неё спиной и утомлённо вздохнул.

– Ну всё… Пора обживаться…

Дочь копалась в ванной и разговаривала сама с собой: что-то она не находит своего бальзама-ополаскивателя…

– Пап, ты не видел?.. Да ну где же он?! Я же точно его в эту сумку клала!

Пройдя на кухню Роман сел за всего час назад собранный стол; повздыхал, поглядел по сторонам… и потянулся к карману. Телефон лёг на ладонь. Вот в адресной книге мелькнул нужный номер… Пошли гудки…

– Алло?..

– Григорий Евгеньевич? – Роман смахнул со столешницы свежую пыль. – Это Птачек. Роман. Вы просили позвонить, когда я приеду. Вот, я звоню…

– А, Роман! Молодец, что не забыл! Но что-то ты поздно, вечер уже…

– Да ведь, Григорий Евгеньевич, я только приехал. Мы даже вещи ещё разобрать не успели. Вряд ли я сегодня в отделение поеду…

На том конце помолчали.

– Ты вот что, Рома… Ничего, если я так?.. Ты вот что: ты вещи разбери, сделай там всё, что потребуется… Денька тебе, надеюсь, хватит?.. Ну а уж послезавтра с утра будь добр в отдел. Адрес знаешь?

Роман задумался – он ведь недавно смотрел карту, специально запоминал…

– Садовая пятьдесят семь?..

Понятовский ответил с таким воодушевлением, что можно стало представить, как он хлопнул себя по колену!

– Молодец! Знаешь, где работаешь!.. Давай, Ром. Обживайся. Распаковайся… Послезавтра как штык чтобы в семь у меня! Жду.

На кухню зашла дочь. В руках два оранжевых тюбика.

– Папа… – Глаза её, как у ребёнка, у которого отняли конфету. – Ты точно мой бальзам не трогал?.. Я нигде не могу его найти. Уже всё обыскала…

Роман отложил телефон и взглянул на дочь с такой теплотой, какую, как он иногда считал, никто и никогда, кроме него, дать ей не сможет. Какая любовь более искренняя, чем родительская?..

– Ну пойдём! – Он встал и подошёл к ней. Его ладонь легла ей плечо. – Поищем! Готов спорить, этот твой шампунь лежит на самом видном месте. Вот увидишь, я его мигом найду!..

…Весь вечер и часть ночи прошли за распаковкой. И ещё многое осталось! Спать не легли, а рухнули, как убитые. Утром Роман проснулся раньше, чем хотел: что-то не спалось. Хоть кровать и старая, своя, а новое место всё равно в непривычку.

Зевая так, что в рот можно кулак засунуть, капитан Птачек прокрался мимо закрытой дочериной комнаты в туалет. Справив нужду прошаркал тапочками на кухню и потянулся к выключателю, хотя солнце уже во всех углах, лампочка не нужна. Щёлкнув кнопкой Роман поймал себя на двух мыслях: он ещё не проснулся и пытается включить свет в вообще-то светлой комнате… а свет-то и не включается…