Саамский заговор (историческое повествование)
Шрифт:
Иван Михайлович в свою очередь уверил арестованного Алдымова в том, что Сергей Глицинский уже в начале лета будет на свободе. «Еще передачку от него получите. Даю слово!»
Вне всякого сомнения, Михайлов счел своим долгом разъяснить Алексею Кирилловичу закон и порядок, по которым несовершеннолетние дети родителей, пребывающих в заключении, направляются в спецучреждения. И лишь в порядке исключения, страшно рискуя своей головой, он готов, посредничая в установлении опеки, оставить Светозара «на свободе», так и сказал: «На свободе», — давая понять, что «спецучреждение» свободу значительно ограничивает. Само предложение дать согласие на опеку над Светозаром для Алексея Кирилловича послужило убедительным свидетельством того, что сына он не увидит долго.
Если первые два дня допросы происходили словно в сумерках и собеседники явно не понимали друг друга, то 10 марта пришли наконец ясность и полное взаимопонимание следователя и подследственного, не омраченное ничем и в последующие три дня.
Можно, конечно, предположить, что поворотным моментом в следствии стала какая-то взаимовыгодная договоренность, но тогда эти удивительные документы были бы скреплены подписью подследственного, а вот ее-то как раз там и нет. Это, конечно, упущение, впрочем, не повлиявшее на ход следствия и вынесение приговора.
В
Болезненный укол ученого-самоучки насчет того, как пишется слово «самообразование», заставил Михайлова изменить тактику. Пришлось привлечь из ловозерской школы Людмилу Калистратову, учительницу русского языка, и мобилизовать ее как бы по комсомольской линии на помощь органам. Михайлов объяснил Людмиле, что делать тайну из того, что она помогает ему, не надо. Люди все видят. Научил ее, как говорить. Дескать, накопилось много канцелярщины, помочь некому, вот уполномоченный и попросил. Именно попросил. Содержание же протоколов является государственной тайной и разглашению не подлежит, о чем взял с Людочки подписку, прежде чем поощрительно ущипнуть ее для начала в пухлую щечку с ямочкой. Люда оказалась работником незаменимым, и протоколы, привезенные Михайловым для товарищеского совета Забелину в Мурманск, получили высокую оценку не только за ясность почерка, но и за ясность изложения вопросов и ответов. Все четко, грамотно и неопровержимо.
Людочка обмирала от страха, невольно узнавая о чудовищных замыслах врагов, разоблаченных нашими органами. При допросах она не участвовала, а протоколы, как бы начерно записанные Михайловым, он ей диктовал, а она уже переписывала хорошим учительским почерком. После работы с Михайловым она с неподдельным страхом, даже при яркой луне, шла домой по заснеженным улицам и, никогда ничего не боявшаяся, вздрагивала от каждой шевельнувшейся тени. В школе видели, как она переменилась. Но вопросов не задавали.
Храня государственную тайну, Михайлов диктовал «вопросы-ответы», не называя имен и фамилий, имена и фамилии он вписывал после ее ухода сам.
Вот протокол от 10 марта 1938 года.
ВОПРОС. Прекратите бесцельное запирательство и дайте правдивые показания.
ОТВЕТ. Убедившись в бесцельности запирательства, я решил рассказать всю правду. Признаю, что в силу моего происхождения, воспитания и окружения, по своим убеждениям и взглядам я являюсь человеком антисоветских и контрреволюционных настроений. Являясь агентом финской разведки, я собирал и передавал в Финляндию следующие сведения. 1. О численности и составе военных кораблей Северного флота, базирующихся в Мурманске. 2. О расположении погранзастав Мурманской Погранкомендатуры НКВД. 3. О политических настроениях финнов и саамов, населяющих Кольский полуостров.
ВОПРОС. Расскажите о вашей контрреволюционной деятельности.
ОТВЕТ. Да. Это я и сам вижу, запираться бессмысленно, и должен признаться, что я действительно, до моего ареста, вел активную контрреволюционную работу и постараюсь все правдиво изложить в своих показаниях.
ВОПРОС. Давно пора это сделать. Начните с того, как и когда вы вошли в контрреволюционную организацию.
ОТВЕТ. Как вам уже известно, я в течение целого ряда лет занимался изучением Мурманского края. Особенно интересовался жизнью, бытом и языком саамов, лопарей, населяющих Кольский полуостров. На этой почве я познакомился с рядом научных сотрудников, работающих среди народов Севера, особенно часто я сталкивался с Чертковым и Лужневским. В результате длительного общения мы сошлись на основе общих антисоветских убеждений. Чертков и Антонов из Петрозаводска посвятили меня в то, что существует законспирированная контрреволюционная националистическая саамская организация, и предложили мне войти в нее.
ВОПРОС. Какие цели преследовала контрреволюционная организация, в которую вы были вовлечены Чертковым и Антоновым?
ОТВЕТ. Наша организация ставила перед собой задачу объединить все националистические силы среди саамов для борьбы с Советской властью. Подготовить соответствующие формирования, которые во время войны должны будут поднять восстание против Советской власти. В конечном счете эта работа должна была свестись к тому, чтобы добиться отторжения Кольского полуострова и соединения с Финляндией.
ВОПРОС. На какие же силы вы рассчитывали, строя такие широкие планы?
ОТВЕТ. Конечно, силами одних саамов мы такие планы осуществить не могли, и наша работа строилась в расчете на помощь Финляндии и Германии.
ВОПРОС. Следовательно, ваша организация имела связи с фашистскими организациями Германии и Финляндии?
ОТВЕТ. Информируя меня о ходе контрреволюционной работы, Чертков и Антонов сообщили, что аналогичная контрреволюционная националистическая организация существует в Карелии. Конечно, вся эта работа ведется под руководством фашистских организаций Финляндии, которые гарантируют предоставление автономии Карелии и Саамскому государству под протекторатом Финляндии.
ВОПРОС. Вы готовились к войне фашистской Финляндии против нас?
ОТВЕТ. Да, это была наша тактика, теперь не скроешь.
ВОПРОС. Чем вы должны были помогать фашистской Финляндии в период подготовки войны против СССР?
ОТВЕТ. Я уже сказал, что, кроме подготовки восстания против Советской власти, мы должны были вести диверсионную работу и террористическую работу, снабжать финские разведывательные органы шпионскими сведениями и распространять среди саамов идею Великой Финляндии.
ВОПРОС. Уточните, пожалуйста, что за идеи?
ОТВЕТ. Идея эта исходит из фашистских финских кругов и состоит в том, что Финляндия должна включить в свои границы все финно-угорские народности: мордву, карелов, марийцев, народы Севера. По этой идее Финляндия должна отторгнуть от Советского Союза территорию до Уральских гор.
ВОПРОС. Вы сказали, что существуют Карельский и Саамский националистические центры, назовите членов Карельского центра.
ОТВЕТ. С членами Карельского националистического центра я никогда не встречался и знаю о нем только по информации от Антонова. Других членов этого центра ни Антонов, ни Чертков мне не назвали. Практическая деятельность диверсионного центра заключалась в создании повстанческих террористических групп — Кемской, Олонецкой, Ловозерской, Архангельской, Юртинской и Мурманской, которые должны были вести активную контрреволюционную работу.
ВОПРОС. Уточните, какую работу должны были вести эти диверсионно-террористические группы?
ОТВЕТ. Разваливали колхозы путем саботажа и разложения дисциплины, хищением и порчей колхозного имущества, вести антиколхозную агитацию, совершения диверсионных актов путем поджога лесов и пастбищ, заражения оленей, путем ведения антисоветской агитации, распространяя контрреволюционные слухи. Также нужно было готовить повстанческие
ВОПРОС. Где проходили совещания Саамского националистического центра?
ОТВЕТ. В полном составе мы, участники, националистического центра, ни разу не собирались. Но все действия центра проводились согласованно, это достигалось путем выездов Черткова и Антонова в Москву и Ленинград.
ВОПРОС. Каким образом вы намечали достать оружие для восстания против Советской власти?
ОТВЕТ. На первое время мы должны были использовать нарезное оружие, имеющееся в большом количестве у саамов и ижемцев, охотников, пастухов-оленеводов. А затем оружие мы получили бы из Финляндии.
ВОПРОС. Вы обсуждали этот вопрос?
ОТВЕТ. Специально вопрос об оружии у нас не стоял, это было ясно и без обсуждения.
ВОПРОС. Вы правильно сделали, что начали сотрудничать со следствием. Надеюсь, вы не отступите от этой единственно верной линии. Назовите методы вашей контрреволюционной борьбы с Советской властью.
ОТВЕТ. Своим методом я избрал повстанчество, шпионаж, вредительство и активную националистическую агитацию.
ВОПРОС. А террор?
ОТВЕТ. Да, и террор, конечно, забыл о нем сказать.
ВОПРОС. Конкретно, пожалуйста.
ОТВЕТ. Я лично давал задания Саразкину, Матрехину, Каневу — поджигать ягель на оленьих пастбищах, разводить у оленей болезни, портить рыболовецкие снасти.
ВОПРОС. Какие болезни, к примеру, вы разводили у оленей?
ОТВЕТ. К примеру, болезнь «копытку», затрудняющую животным передвигаться по тундре и добывать пищу из-под снега.
ВОПРОС. Приводит ли болезнь «копытка» к гибели животных?
ОТВЕТ. Да, болезнь «копытка» приводит к массовой гибели животных в оленьем стаде.
ВОПРОС. Можете ли вы дополнить ваш рассказ о враждебной националистической и террористической деятельности.
ОТВЕТ. Да, мне осталось еще рассказать о нашей националистической и террористической агитации.
ВОПРОС. О практической деятельности, пожалуйста, а не об агитации.
ОТВЕТ. Пожалуй, вы, гражданин следователь, правы.
ВОПРОС. Несомненно. Говорите о терроре.
ОТВЕТ. Совершение террористических актов мы, в частности, с Чертковым и Саразкиным наметили лишь во время поднятия вооруженного восстания…
Ну и что же за диверсанты и террористы, если они не замышляют громких покушений. И если подследственный отказался на первом допросе от организации покушения на Ловозерского секретаря райкома партии товарища Елисеева, то теперь, приведенный в состояние полной откровенности, он готов признаться в чем угодно. Как ни хотелось младшему лейтенанту госбезопасности Михайлову спасти товарища Сталина и товарища Ворошилова от грозящего покушения на их жизнь, но, перечитав написанное потными от страха руками Людочки чистосердечные признания заговорщика и террориста Алдымова, Шитиков со вздохом их порвал и бросил в печку. Горстка саамов с дробовиками и десятком разномастных винтовок как-то не соответствовала высоте лиц, на которых они могли бы поднять свое, даже не свое, а зверосовхозовское оружие. Шитикову пришлось опустить коллегу Михайлова, вдохновенно воспарившего к облакам, на холодную землю.
— Представь-ка, Иван, эту команду в своих шкурах да со своими берданками да самопалами у Мавзолея? — укорил младший по званию, но старший по должности, сержант Шитиков младшего лейтенанта Михайлова.
И оба рассмеялись.
Опытный сержант, начальник четвертого отдела Шитиков подсказал, как надо повернуть вопрос и ответ так, чтобы Михайлов все-таки отчасти выглядел чуть ли не охранником Кремля на дальних рубежах обороны.
ВОПРОС. Вы показали о терроре не все. Независимо от восстания вами намечалось убийство руководителей ВКП(б) и Советского Правительства.
ОТВЕТ. Да. Разговоры о совершении террористических актов над Сталиным, Молотовым, Ворошиловым действительно имели место. Говорил об этом я с Чертковым и затем в другое время с Саразкиным. Если я не ошибаюсь, это было в 1935 году. Впервые выразил эту мысль Чертков. Он тогда мне сказал, что смерть Сталина, Молотова и Ворошилова непременно ускорит и облегчит победу Финляндии над СССР, облегчится и наша работа по созданию Саамского государства. С Чертковым я был полностью согласен. Виновным себя в этом признаю. Вместе с этим категорически отрицаю свою виновность в попытке претворить на практике высказанную Чертковым мысль.
ВОПРОС. Вы проводили экскурсии с саамским националистическим уклоном?
ОТВЕТ. Да, я проводил экскурсии с саамским националистическим уклоном. Кроме этого, я читал лекции с саамским националистическим уклоном…
Шитиков внимательно читал каждый листок. К большому делу, где полдела уже было сделано, он относился с повышенной заботой. Хотелось, чтобы все прошло без сучка без задоринки.
— Гляди сюда, Михайлов, нескладушки у тебя. Смотри. В первом протоколе он, этот Алдымов, у тебя от этого… как его, от Черткова, от его националистических идей открещивается. Так? А здесь что?
— С бумагой работать не то, что с людьми, — не удержался Михайлов. Хоть они и друзья, и общее дело делают, но выслушивать это все от младшего по званию неприятно. Да и переписывать протокол кому ж охота. — Смотри сюда, Шитиков. В первом протоколе арестованный все отрицал, вводил следствие в заблуждение, а следователь Михайлов поработал с человеком, и человек признался, что был не искренен. Не таких ломали, вот и встал на путь признательных показаний.
Звучало убедительно, Шитикову пришлось согласиться.
Ну что ж, теперь можно было с таким материалом выходить на руководство.
Гребенщиков и Тищенко благословили, и с их резолюциями материал пошел в Ленинград.
Дело вышло все-таки какое-то уж больно корявое, даже навело сомнение в Ленинграде, о чем было по-товарищески сообщено мурманским коллегам. Каких только врагов не повидали и не сокрушили товарищи из центра, да, видно, даже их поначалу вогнал в оторопь «саамский заговор». Конечно, враг использует любую возможность, чтобы сокрушить государство трудящихся, идет на любые ухищрения, на любое коварство, чтобы разорвать Страну Советов, но тридцать саамов, чуть ли не с дробовиками и берданками задумавших отторгнуть от СССР краюху от Мурманска до Урала да еще и на Кремль замахнувшихся, видно, заставили усмехнуться и многое повидавших бойцов в Ленинграде.
Чтобы протолкнуть дело, Тищенко командировал в Ленинград самого Михайлова: ты открыл заговор, вот и доводи дело до конца.
Пока Михайлов мотался, туда-сюда, искал своих старых товарищей по работе, заручался их поддержкой, сержант Шитиков получил то, что и хотел получить.
«В соответствии с Директивой НКВД СССР произведите конфискацию имущества лично принадлежащего осужденному по делу № 46197-38 г. Алдымову Алексею Кирилловичу, прожив. Мурманск, ул. Красная, д. 4.
Реализацию имущества следует оформлять через местные финансовые органы.
Исполнение сообщить.