Сабля Цесаревича
Шрифт:
— …законодательство о митингах и собраниях. Предупреждаю вас об административной…
— …без всякой ответственности, не чувствуя Петербурга, не понимая его, не любя его, не уважая его, и попирая…
— …действия по проведению несогласованного массового мероприятия…
— …нужен губернатор, который будет служить петербуржцам…
— …прошу вас разойтись!
— …а не олигархам и попам!
— …правонарушения, влекущего за собой…
— …мою кандидатуру на губернаторских выборах, вызывающую панический страх…
— …ответственности…
— …у
«Ах, да, у них же сегодня митинг какой-то…» — вспомнил Павел.
Он мало интересовался городской политикой, но, будучи сыном муниципального депутата, поневоле был в курсе основных событий. С приближением дня губернаторских выборов страсти накалялись. Сегодня сторонники оппозиционного кандидата вывели людей перед городским парламентом — Павел не помнил, по какому поводу, да это было и неважно. Митинг власти, конечно, не согласовали.
Вещающего пытались перебить пара полицейских с мегафонами, предупреждавших о печальных последствиях для участников несанкционированного мероприятия. Тем, однако, это было до лампочки — они увлеченно слушали оратора, периодически сами разражаясь криками. В основном там была зеленая молодежь — разве что чуть постарше двух друзей. Но попадалось и немало немолодых бледных личностей в потертой одежде, с беспокойными взглядами, активничающих едва ли не сильнее своих юных соратников.
— Долой власть мошенников и воров! Долой царя! Да здравствует будущий умный губернатор! — завершил речь вещавший в мегафон с импровизированного возвышения пожилой человечек. Он тоже был оснащен неопрятной седой бородой и демократично потертым шмотом. Но чем-то он все же от своих адептов отличался — может быть, поставленной речью и умением вести себя перед публикой.
Мальчики неосторожно приблизились к не очень большой, но разгоряченной толпе, и их в нее затерло. Они попытались выбраться, но тут события понеслись вскачь.
— Долой воров! Долой царя! Долой власть! Слава Зайчику! — словно по команде, заорала часть митингующих.
И так же синхронно многие из них развернули спрятанные плакаты с самыми нелестными по отношению к нынешним городским и российским властям лозунгами.
Из толпы кто-то бросил в ОМОН полупустую пластиковую бутылку с водой. Она ударилась об один из полицейских щитов и отлетела.
Полиция этого тоже словно бы ждала. Их мегафоны замолкли, а ОМОН, сдвинув щиты, стал смыкаться вокруг митинга. Одновременно группы полицейских врезались в толпу, рассекая ее на несколько частей. Другие стали выборочно выхватывать из толпы людей — самых голосистых и тех, кто держал листы с надписями. Плакаты при этом рвались и кидались на асфальт, а задержанных тащили к фургонам.
— Позор! Позор! Позор! — начала, опять словно бы по команде, скандировать толпа.
Похоже, никто из митингующих не удивился такому развитию событий — более того, оно было ожидаемо. Многочисленные люди с фотоаппаратами, видеокамерами и телефонами принялись снимать
Впрочем, кажется, кто-то был все же к этому не готов. Павел краем глаза увидел, как полиция и протестанты, вступившие уже в открытую схватку, затирают визжащую девчонку немного помладше его самого. Она пыталась протиснуться между плотно сомкнутыми телами, но было ясно, что ей это не удастся — вот-вот она упадет, и ее затопчут.
Павел поймал отчаянный девчоночий взгляд и кинулся к ней, краем глаза видя, что Алексей бросился туда же одновременно с ним. Они схватили девочку за руки и с трудом вытянули ее из гущи драки — испуганную, растрепанную, но целую.
Однако тут же почувствовали на своих плечах тяжелые длани — полицейские решили, что этих активных парней тоже следует «свинтить». Двое «космонавтов» опрокинули Пашу лицом в асфальт, а один в это время удерживал порывавшуюся убежать девочку.
— Отпустите моего друга, прошу вас, — раздался негромкий спокойный голос.
Павел с удивлением увидел, что Лешка каким-то непостижимым образом остался на ногах и даже вывернулся из цепких омоновских объятий.
Было в его голосе что-то такое… некая внутренняя сила, как будто перекрывшая гомон мятежной толпы.
И вновь произошло чудо — омоновцы разжали хватку. Павел поднялся с асфальта.
— Старшина, пропустите нас, пожалуйста, — безошибочно выбрав главного среди полицейских, продолжал говорить Алексей — все так же спокойно, словно не было бушующего вокруг хаоса.
Теперь Павел уже не удивился тому, что полицейские по знаку старшины расступились, давая им путь за оцепление.
— Девочка с нами, — Леша не просил, а констатировал факт.
Омоновец отпустил и ее.
И тут Паше все же пришлось удивиться.
— Мы же тут… работаем… — негромко произнес старшина.
Походу, он оправдывался! Перед кем?! Перед мальчишкой, которого только что готов был волочь в автозак?..
— Я знаю, — кивнул Алексей, словно воспринял реакцию полицейского, как должное. — Вы выполняете свой долг. Выполняйте.
Как будто следуя приказу, полицейские тут же вернулись к своим трудам. Трое подростков вышли из зоны военных действий, быстро дошли до сквера за царским памятником и уселись на скамейку.
Девочка, судя по всему, просто не понимала, что происходит. Лицо ее было мокрым от слез.
— Ты как тут очутилась? — спросил Паша, подавая ей бутылочку с минералкой. — С ума сошла в такую кашу лезть? Что тебе вообще здесь нужно было? Новый губер? Так тебе все равно голосовать нельзя еще!
— Я с па-апой пришла, — заговорила наконец девочка, захлебываясь слезами. — Он меня с собо-ой взял…
Лицо Алексея потемнело.
— Твой папа революционер? — спросил он.
— Ага, — уже с явно гордостью ответила девчонка.
— Значит, твой папа привел тебя сюда, а потом тебя стали крутить полицейские и фотографировать журналисты? — строго продолжал Алексей.