Сабля Чингизидов
Шрифт:
– Договорились. Завтра утром я за вами заеду. А правда, что Ройбахи практически были в разводе?
Панин усмехнулся.
– Однако вас хорошо информируют. Да, это правда. Вообще барону надо бы поставить памятник. Честно говоря, я был уверен, что Сашка не продержится и месяца после свадьбы. А они прожили целых одиннадцать лет. Впрочем, я не должен сплетничать о наших семейных делах.
– У меня будет еще одна просьба, Владимир Георгиевич.
– Не много ли просьб на сегодня, подполковник?
– Вы не должны никому говорить об архиве. Даже
– А где мои гарантии, Алексей?
– Ну, вы можете сообщить, что едете со мной, или даже взять с собой охрану, только об архиве не говорите.
– Хорошо, я вам верю, охрана мне не нужна.
На веранду вышел генерал.
– Как вам наш зять, граф?
– Хорош, хорош. Настоящий каратаевский зять. В нашей семье женщины всегда питали слабость к военным. А как там наши дамы?
– Договариваются на завтра. Лидочка приготовила баронессе программу. Хочет показать Москву. Красную площадь, Кремль, а вечером в Большой.
– И Эмилия согласилась?
– О, она в восторге.
– Неисповедимы пути Господни, – пробормотал Панин.
– Владимир Георгиевич, мне Леша сказал, что завтра вы у нас обедаете, – обратилась Лена к Панину, выходя на веранду.
– Да, если не прогоните.
– Мне надо с вами посекретничать.
– Я к вашим услугам.
– Скажите, только правду, что вы обычно едите? Ну, какие ваши любимые блюда?
– О, вы вряд ли сможете мне угодить, дорогая.
– Ну дайте мне шанс, – засмеялась родственница.
– Тогда, пожалуйста, приготовьте селедочку в подсолнечном масле с лучком, черный хлеб и вареной на пару картошки в мундире. Картошки побольше.
– Вы надо мной издеваетесь.
– Нисколько, дорогая. – Панин обнял Лену за плечи. – Ведь мы с тобой одной каратаевской крови, Лёка. Можно, я тебя буду называть семейным именем?
– Конечно.
– Ну вот, значит, и вкусы у нас должны быть одинаковые. Согласна?
– Согласна, – засмеялась Лена. – Будет вам картошка.
– И сала, если можно, с базара. Меня как-то в Москве угощали, мне очень понравилось.
– И что, вы всегда так, – Лена запнулась, подбирая нужное слово, – демократичны в еде?
– Нет, обычно держу марку. Но тут я среди своих, могу позволить себе расслабиться.
– Ты действительно решил отдать ему архив? – спросила Лена перед сном, прижавшись щекой к плечу Розума.
– Да, а что? Он Каратаев и имеет на архив такое же право, как вы с матерью.
– И этот листок с чердака тоже?
Розум помолчал, заворочался и нехотя ответил:
– С листком я пока повременю. Посмотрим, как будут развиваться события.
Нелюдово, март, 1791 г.
Отставной бригадир Антон Петрович Самарин встречал генерал-поручика Левашова, своего старого однокашника, в своем имении Нелюдово. Старики расцеловались, поднялись на крыльцо с колоннами и прошли в гостиную. Левашов с удовольствием разглядывал стены, сплошь увешанные холодным
– Хорошо живешь, Антоша. Рад за тебя. Сколько душ-то у тебя?
– Полторы тысячи наберется.
– Богат, богат, как Крез… – Левашов одобрительно осматривал убранство барского дома.
– Да уж, спасибо тетке, оставила наследство, а то так бы в бревенчатых хоромах на полатях и помер.
– А помнишь, в полку на хлебе да на квасе, без жалованья? – мечтательно улыбнулся генерал.
– Да что, Иван, былое вспоминать… Ты зачем приехал-то? Ты же у нас важная птица. При светлейшем.
– При нем, дай ему бог до ста лет прожить. Ты с дороги-то покормишь? – Левашов хитро подмигнул Самарину. Бригадир пожал плечами и отдал распоряжения.
На обед подали копченых перепелов, грибков, капусты квашеной, рыбки соленой, холодную буженину, запеченных карасей, водки, настоянной на орешках, и несколько ягодных наливок.
– Извини, что по-простому, гостей не ждал.
Отобедав, старики уселись в гостиной пить глинтвейн.
– Перепела у тебя знатные, – похвалил столичный гость.
– Сашка настрелял, когда летом в отпуске был.
– Где он сейчас?
– К невесте уехал. Тут недалеко. Усадьба Старыгиных.
– Как он после ранения? Излечился? – продолжал расспрашивать однополчанин.
– Рука зажила, а головой мается. Удар был больно сильный. Я думаю, контузия.
– Читал, читал в реляции. Герой! Слышал я, они казну ханскую отбили?
– Ты не крути, Иван Петрович. За этим приехал?
– За этим, Антоша. Платон меня послал.
– Зубов?
– Он.
– Что ему от нас нужно?
– Говорят, Сашке сабля ханская досталась. А сабелька-то не простая. С достопамятных времен у Чингизовых наследников она знак ханской власти. Родовая вещь. Да и каменья на ней знатные. Больших денег сия сабля стоит.
– Сашка ее в бою взял. По всем законам она его. Как можно трофейное оружие забирать?
– Да я разве не понимаю? А что делать? Платону французский посланник нашептал: «Бесценная вещь, сам Селим справлялся». Ну, он и закусил удила – хочу саблю, и все. Папенька его, обер-прокурор, сразу дознание учинили, кто ханскую казну взял. Ну и добрались до твоего Сашки, нашлись доброхоты, подсказали. Не горячись, Антоша, отдай саблю, а то времена сейчас сам знаешь какие. Накликаешь беду и себе, и мне, и Александру.
– Времена всегда одинаковы. Кто кровь проливает, а кто на дворцовых паркетах шаркает да под одеялом себе чины зарабатывает. Ну да ладно. – Старик подумал, уперев руки в колени, встал и вышел в залу. Встав на оттоманку, бережно снял со стены саблю и вынес Левашову. Левашов восхищенно разглядывал оружие. Вдоль отделанных золотом ножен сабли светились рубины и изумруды отменной чистоты и размера. По золоту вилась арабская вязь. В рукояти сверкали два крупных алмаза.
Генерал вынул саблю из ножен. Клинок равномерного изгиба заканчивался широкой елманью. Булатная сталь потемнела от времени и в отблесках каминного огня казалась черной.