Сабля Чингизидов
Шрифт:
– Ну что ж, это уже кое-что. В четверг так в четверг.
– Оревуар.
– Ауфидерзейн.
В четверг ровно в два часа дня Корнеев со своим юристом Лашевичем в сопровождении Крещеного зашли в кабинет Извольского. Настроение было приподнятое. Извольский позвонил накануне вечером и сообщил, что клиент известен в коллекционерских кругах и имеет самые серьезные намерения. Так что сделка вполне возможна. Через десять минут секретарь ввел троих мужчин. Представительного высокого старика сопровождали плотный мужчина средних лет и совсем молодой человек.
– Панин, –
«Граф Панин»– стояло на визитке.
– Из тех самых Паниных? – спросил Корень.
– Из тех самых, – улыбнулся старик. – Но родство не кровное. Моя бабка была замужем за Паниным вторым браком. Детей у них не было, и титул перешел к ее наследникам от первого брака. Отец графский титул не носил, а я польстился. Так что титул ношу не совсем заслуженно. Вот зять мой, Александр, – старик указал на Ройбаха, – он – настоящий барон. А я – урожденный Каратаев. Были на Руси такие промышленники, Каратаевы, может, слыхали?
– Нет, – признался Корень.
– Ну, ничего удивительного. Когда-то была очень известная фамилия.
Вошедшие держались довольно напряженно.
– Перед тем как мы приступим, – начал Извольский, – я бы хотел узнать, насколько серьезны ваши намерения относительно лота. Готовы ли вы приобрести данный лот по заявленной цене?
Панин утвердительно закивал головой:
– Намерения самые серьезные. Я готов выписать чек, не выходя из этого кабинета, если данный лот действительно то, что нас интересует.
– Пожалуйста, ознакомьтесь с сертификатом подлинности российского министерства культуры. – Извольский передал клиенту бумагу.
Старик надел очки, внимательно изучил сертификат и возвратил его эксперту.
– Вот документы, подтверждающие право владения моего клиента. – Извольский передал папку.
Документы владения были прочитаны с не меньшим вниманием.
– Имеются ли какие-нибудь возражения или сомнения у вашей стороны по представленным документам? – Извольский вопросительно посмотрел на гостей.
Возражений не имелось.
– В таком случае приступим к осмотру лота. – Веня торжественно открыл футляр с саблей. Опытный аукционер расположил саблю против окна, и драгоценные камни весело засверкали на солнце. Старик медленно подошел к столу и внимательно осмотрел вещь. Его напряженное лицо смягчилось, он обернулся к своим спутникам и засмеялся:
– Зубовская сабля. Я так и знал!
Спутники старика тоже заулыбались, как будто он сообщил им чрезвычайно приятную новость. Извольский расценил их радость по-своему:
– Будет ли ваш эксперт проводить осмотр и экспертизу лота?
Панин весело посмотрел на Извольского:
– А мне, молодой человек, ее смотреть нечего. Я эту саблю прекрасно знаю. Вынужден вас огорчить, к сабле Чингизидов она не имеет никакого отношения.
Сторона продавца потрясенно молчала.
– Ну что ж, – оглянулся старик на своих спутников, – я думаю, мы можем откланяться. Благодарю, господа. Было приятно познакомиться.
– Погодите. – Корень придержал старика за локоть. – Вы сказали – зубовская? Вы уверены?
– Зубовская, зубовская. Уж я
– Значит, не Чингизидов, а зубовская? – настойчиво повторил вопрос Корень.
– Уж можете мне, старику, поверить. Честь имею.
Потрясенный Корень смотрел в спину уходящему Панину. Извольский взял в руки саблю:
– Невероятно, новодел такого качества! Просто невероятно…
– На всякое «Сотбис» найдется свой Зуб, – назидательно провозгласил Крещеный.
– Заткнись, – злобно процедил Корень.
– Что-то тут не так, – обратился к нему Виктор Павлович. – Чтоб Зуб тебя кинул… Нет, что-то тут не так.
– Кинул меня? – мягко переспросил Корень. – Ладно, посмотрим. Пора нам, Веня. Саблю у тебя оставим.
– Да, пожалуйста, – сочувственно закивал Извольский. – Я еще тут кое с кем посоветуюсь.
– Посоветуйся. А мы пойдем. Подкинул ты нам делишек.
Извольский опять понимающе закивал. Он примерно представлял, каких делишек он подкинул Корню.
Москва, весна, 2005 г.
Елена Леонидовна Усольцева проснулась во вторник раньше обычного. Сегодня Алексей Розум, с которым они жили уже два года, приезжал из командировки, как он называл свои служебные поездки, или с «войны», как называла она. Военные командировки Розума были постоянной конфликтной темой в отношениях Елены и Алексея, и сейчас она, вспомнив об этом, тяжело вздохнула.
Подполковник Розум был специалистом по подготовке операций «на опережение» или, другими словами, по созданию ловушек для любителей круглогодичной жизни в лесу, вдали от очагов цивилизации. Среди своих коллег Алексей считался одним из лучших профессионалов не только в стране, но и, по некоторым сведениям, за рубежом, и такое признание льстило его самолюбию.
Работу свою Алексей очень любил. Елена отнюдь не разделяла профессионального оптимизма Розума и в последнее время все настойчивее пыталась убедить его подыскать что-нибудь пусть менее увлекательное, но зато более безопасное. Напрасно он объяснял ей, что большую часть времени проводит не в густых лесах, охотясь за любителями лесной жизни, а в тихих помещениях с хитрой аппаратурой для электронной разведки и общается в основном с интеллигентными людьми, предоставляющими аналитические услуги разведывательным службам. И что он крайне редко лично принимает участие в заключительной части операций по захлопыванию мышеловок, потому как для этого есть свои быстростреляющие, бесшумноползающие и (чего уж там!) быстроубивающие специалисты.
Лена же, напротив, была уверена, что Розум не отказывает себе в удовольствии при случае поучаствовать в этих мужских играх, подтверждением чему служили отметины на теле подполковника, которых Розум стеснялся как мальчишка и пытался прикрыть от любящего взора Елены майкой.
На сегодня у Лены была крайне напряженная программа. Вчера ей не удалось уйти с работы пораньше, и она не успела на рынок, где собиралась запастись продуктами к приезду Розума. Кроме того, ей предстояло сделать генеральную уборку, приготовить праздничный обед и привести себя в порядок. Еще в пятницу она позвонила своей знакомой Светлане, парикмахеру из салона «Фламинго», и та записала ее на сегодня на два часа дня. Так что время было расписано по минутам.