Саботаж

Перес-Реверте Артуро

Фалько уже собирался вернуться в свое купе, как появились американки. Болтая и пересмеиваясь, они шли из вагона-ресторана и обрадовались, увидев попутчика. Особенно Нелли.

– Без вас нам за ужином не елось, не пилось.

– Сожалею… Ну, простите – аппетита не было.

Он вытащил сигареты, и все трое закурили. Обе дамы дышали на него хорошим вином. Особенно Нелли. Глаза у нее так и сияли.

– Вы обмолвились, что везете бутылку настоящего бурбона из Кентукки…

При этих словах Фалько, не теряя самообладания, улыбнулся:

– И опять я вам солгал. Заманивал вас в ловушку.

– Мы обожаем ловушки… Правда, Мэгги?

Все трое переглянулись. Фалько смотрел весело, Нелли – выжидательно,

подруга – серьезно.

– Но это дело поправимое… – сделал ход Фалько.

– Это было бы чудесно… Мы обожаем бурбон.

– Мы ведь в Европе, не забывайте… Скотчем удовольствуетесь?

– Сойдет!

Фалько поднял указательный палец в знак того, что просит подождать, открыл дверь в свое купе и нажал кнопку, вызывая проводника, который не замедлил явиться. Через десять минут возник снова, неся бутылку «Олд Ангус», сифон и три стакана. Когда он расставил все это на столике, Фалько сунул ему в карман тужурки двадцать франков и пригласил дам войти.

– Ах, да ведь вам уже постелили… – мягко запротестовала Нелли.

– Пусть вас это не беспокоит, – Фалько запер дверь на задвижку. – Уместимся как-нибудь…

– Боюсь, мы тут все изомнем.

Серо-стальные глаза Фалько сузились в пленительной волчьей улыбке. Он откупорил и разлил виски по стаканам. Потом коротко пшикнул в каждый из сифона.

– Я люблю измятые постели, – сказал он, когда подруги принялись целоваться.

Фалько не принадлежал к числу тех, кто довольствуется лишь наблюдением. Это было ему – в буквальном смысле – не по нраву, это противоречило его взгляду на мир и на жизнь. И присутствие двух полураздетых женщин, ласкавших друг друга в сумраке купе, имело бы для него смысл лишь в том случае, если бы он деятельно вмешался в ход событий и направил их в нужную и естественную сторону.

Впрочем, было очевидно, что по крайней мере Нелли этого от него и ждет. И потому, предварительно окинув беглым и спокойным взглядом предстоящее, чтобы уяснить и наилучшим образом использовать склонности, предпочтения, подчинения и доминирования, равно как и прочие полезные подробности, он неторопливо глотнул виски с водой, поставил стакан на столик, снял с запястья часы и опустился на колени перед диваном, заняв позицию, удобную для поцелуя, благо Нелли уже topless и со вздернутой выше бедер юбкой довольно жадно тянула к нему губы.

– Свинья, – сказала американка.

Сказала, разумеется, по-английски: Dirty pig – так это звучало. Вот, значит, какая это дамочка, сделал вывод Фалько. Вот какие у нее вкусы и чисто технические предпочтения. Послушно, как исполнительный самец, легко принимающий любые правила игры, и усердно, как истый тореро-коммунист, он немедленно приступил к тому, чего, судя по краткой прелюдии, от него ждали. Нелли, оказавшись к нему так близко, предъявила прелести, скрываемые до этой минуты, – теплую, пышную, отзывчивую на ласку плоть, напрягшуюся и затрепетавшую от возбуждения. И прозвучавшие два слова внятно подсказывали, как именно Фалько следует заниматься ею…

– Сорра [20] , – через какое-то время сменив дислокацию, прошептал он ей в самое ухо.

Произнес на звучном и чистом испанском языке. Не зная, поняла ли она значение этого слова или нет, но, вероятно, по тону догадалась безошибочно, потому что часто и прерывисто задышала, затряслась всем телом сверху донизу, так что Мэгги высвободила голову, зажатую меж бедер Нелли, и с удивлением взглянула на обоих, словно спрашивая себя, ее ли стараниями подруга пришла к такому благополучному финалу.

20

Сучка (исп.).

– Сучки, –

повторил Фалько, на этот раз – из чистой учтивости – во множественном числе.

Мэгги продолжала смотреть на него с любопытством. Очки ее куда-то исчезли, пучок растрепался. Затуманенные глаза, влажные набухшие губы вдруг оживили увядшее лицо, смягчили его, сделали привлекательно-женственным. Кроме того, под распахнутой блузкой предстало нечто упругое и манящее. Кто бы мог подумать, сказал про себя Фалько, вспоминая, какой неказистой и замороженной показалась Мэгги ему в вагоне-ресторане. Кто бы мог подумать. Внезапно он ощутил прилив сил: почувствовал неподдельную радость бытия и уверенность, что никто не оборвет ее на полпути. Впереди еще много километров. Прежде чем приступить чуть погодя к очередному номеру программы, он медленно стянул с себя одежду и затем в спокойной и напряженной готовности проник в горячее тело Нелли, заскользил по нему, не оставляя своими заботами и Мэгги, а та немного отодвинулась, прижалась спиной к стенке, подрагивавшей от вагонной тряски и от ритмичного грохота вагонных тележек, и одновременно открыла ему прежде спрятанный меж черных чулок доступ к своим непостижимым недрам.

– Прелесть, – по-испански же сказал Фалько.

Ночь будет долгой, подумал он с удовольствием. А диван – узким.

В Париже уже цвели каштаны. Не жарко и дождя нет, с удовлетворением отметил Фалько, когда вышел из отеля, пересек бульвар, миновал средневековый фасад Сен-Жермен-де-Пре и, свернув на улицу Жакоб, вскоре оказался на углу Сен-Пер.

Ровно в час дня он был у ресторана «Мишо», где в дверях и в вестибюле толпились люди. Сняв шляпу, непринужденно пробрался ко входу и заглянул внутрь. Гупси Кюссен сидел в глубине зала у окна в компании еще двоих – черноволосого мужчины и светло-русой девушки. Заметив Фалько, австриец поднял руку. Изобразил радостное удивление. Сотрапезники обернулись, а Фалько, игнорируя неодобрительный взгляд метрдотеля, через весь зал без колебаний направился к столику. Кюссен бросил салфетку на скатерть и встал ему навстречу:

– Начо Гасан, какими судьбами?! Что ты делаешь в Париже? Позволь тебя познакомить… Лео Баярд, Эдди Майо… Ищешь свободное место? Ты один? Садись с нами!

Кюссен, как и было условлено, с уверенной светской обходительностью представил его как своего старинного приятеля, испанца, обосновавшегося в Гаване. Фалько протянул руку поднявшемуся Баярду, поклонился его спутнице, меж тем как официанты подали стул и прибор.

– Вот так сюрприз! – ликовал Кюссен, продолжая вести свою партию. – И какой приятный сюрприз!

Лео Баярд – Фалько, предвидя оперативную необходимость, всегда внимательно рассматривал новых знакомых – оказался рослым и худощавым. Элегантным, с несколько томными манерами. Привлекательное лицо с резкими, острыми чертами, с крупным орлиным носом вполне заслуживало определения «аскетичное» и казалось моложе от густой челки, упавшей – точнее говоря, уроненной – на высокий патрицианский лоб. Короче говоря, перед Фалько был человек примечательный, человек заметный. Что называется, породистый. Эдди Майо – хорошенькая белокурая англичанка с нежным личиком и ледяными синими глазами – была в шерстяном мужском свитере и широкой синей юбке, носила прическу в виде шлема `a la Луиза Брукс [21] , то есть модную лет десять-пятнадцать назад, однако у такой женщины воспринимавшуюся как нечто более чем современное.

21

Луиза Брукс (1906–1985) – американская танцовщица, модель и актриса, звезда немого кино.