Сад искусителя
Шрифт:
Суббота!
В голове что-то щелкнуло, и глаза сами собой распахнулись. Пока они привыкали к свету, сознание принялось копаться в закромах мозга в поисках мысли, что вспыхнула тревогой и тут же скрылась. Переутомление от работы или последствие книжки про маньяка, которую неумный автор пытался выдать за лыр? Найти бы его и!.. И что? Сама дура, раз повелась на обложку с двумя девушками и аннотацию про потерю памяти. Как будто мало ей просто депрессии — панических атак захотелось! Но нынешнее состояние на паническую атаку не походило. Сердце билось ровно, да и страха совсем не чувствовалось, только усталость, агитирующая лечь обратно спать, и
— Чтоб я еще раз купила такую непрактичную фигню, — укладываясь поудобнее, пробормотала она, успела укрыться обратно с головой и снова подскочила.
У нее никогда не было белого постельного белья, даже в детстве, когда покупкой оного занималась мама. Да и обстановка комнаты на собственную ни капли не походила, скорее уж на больничную палату, разве что без характерного запаха лекарств и хлорки. Кукуха таки окончательно отлетела, и пришлось вернуться в психушку? Это бы объяснило провалы в памяти… Только почему-то в конкретной дурке оказался шикарный ремонт, а палата — одноместной. Кто-то добрый проспонсировал на частную? Нет, бред какой-то. Во-первых, в их городе уж точно нет никаких частных психиатрических клиник, там приличного платного психотерапевта днем с огнем не сыщешь. Во-вторых, с ее нелюдимостью после смерти родителей никому до нее дела не было, настолько, что пропади она, искать начнут хорошо если через неделю, и то только потому, что на работе не объявляется.
— Родители…
Они попали в аварию, и из-за этого у нее случился тот памятный первый приступ. Ее вины в произошедшем не нашлось ни на грош, но она все равно ненавидела себя и пыталась убить, а когда не вышло, постаралась забыть — помнить оказалось невыносимо. Сейчас память вернулась одна, не прихватив ни единой эмоции, так сильно терзавших в прошлом. Как-то слишком просто, даже для частной клиники.
Вопросы множились, рядом же не было никого, кто мог бы на них ответить. Что ж, придется сходить поискать самой, тем более теперь уже окончательно проснулась. Потому она села на кровати и свесила ноги. Пол оказался теплым. Пижама приятной на ощупь. Пальцы тоньше. Кожа глаже… Рука, запущенная в волосы от избытка чувств, и чтобы убрать смущающее видение с глаз долой, нащупала иную длину и консистенцию, к которой привыкла. Спустилась ниже по ставшей вдруг «лебединой» шее, перешла к груди и не обнаружила привычно свисающей тяжести — объем значительно убрали, добавив вместо него упругости. Жирового «рюкзачка» на животе тоже не стало, а его место заняла плоскость, которой никогда прежде не существовало, даже в детстве или подростковом возрасте.
Хрень какая-то… Ну да, не «какая-то», а «необъяснимая». По крайней мере, она все это точно объяснить не могла. Вариант с переселением души в чужое тело, как в книжках, какой-то… ну такой… Значит, надо поднимать пятую точку от мягкой постельки и отправляться на поиски того, кто расскажет, что же все это значит.
Она не стала задаваться вопросом: «Можно ли объяснить необъяснимое?», потому что стоило встать, и ее накрыло слабостью, но волевым усилием — вот уж никогда подобного не случалось! — заставила себя, опираясь на стену, добраться до двери, втайне от себя надеясь, что та не откроется.
Дверь открылась.
Коридор с выкрашенными в стальной цвет стенами раскинулся по обе стороны от нее, не давая никаких подсказок, куда идти. Количество дверей на первый
На слабость аргумента было решено не обращать внимания, потому что по левую руку в конце коридора обнаружилось окно, оный освещающее, а по правую — лифт. Последний в качестве ориентира показался не самым удачным решением, тем более он вполне мог оказаться служебным и вызываться с помощью специальной карты. Ну, лаборатория же! А вот из окна можно осмотреться… И еще оно чуточку ближе — доползти по стеночке куда проще, и этот аргумент глупо игнорировать, потому она развернулась в нужную сторону и сделала первый несмелый шаг.
На втором все закончилось.
Где-то за ее спиной открылась другая дверь, и теперь уже знакомый мальчишеский голос неуверенно позвал. Первое слово не разобрала, но его тут же поменяли на иное:
— Ева?
Внутри все сжалось от ужаса, тошнотворной волной поднялось к горлу, застряло комом, не давая ответить. Сердце истерично забилось, призывая сбежать отсюда как можно скорее хоть в первую попавшуюся дверь, хоть в окно. Но тело застыло на месте, вжавшись в стену, то ли в попытке слиться с ней, то ли чтобы просто не свалиться на пол, как вчера…
В памяти отчетливо всплыли недавние события с похожей панической атакой, только образ нахального мальчишки, вломившегося к ней в квартиру, рябил и никак не хотел собираться в целое, но оборачиваться, чтобы увидеть его здесь и сейчас, не было ни сил, ни желания. А вскоре и все остальное начало постепенно исчезать…
«Почему нет? — подумалось ей. — На самом деле мне всегда хотелось именно исчезнуть, потому и хватило лишь одной попытки самоубийства, ведь смерть не давала желаемого».
— Ева! — словно желая все усугубить, голос прозвучал совсем рядом.
Тело вертикальной лужей стекло по стенке. Сердце, игнорируя поговорку про пятки, ухало в ушах, будто оно и есть тот самый ком в горле. А убийца уже занес над ней руку!..
…И просто положил ей на плечо. Паника тут же отступила.
Спустя мгновение заговорил некто третий, мягко и немного устало, со скрытой за всем этим доброй усмешкой:
— Я смотрю, Адам, тебе все также нравится ее мучать.
— Это не «Ужас»! — огрызнулся мальчишка, но руку отдернул. — Просто хотел успокоить.
«Вот оно что, — отстраненно подумала она. — Вчера у меня приключилась совсем не паническая атака. Это был инфаркт. Мелкий говнюк меня убил, перепугав до смерти».
— Ева? — снова позвал мальчик, теперь уже мягко.
Она машинально обернулась и столкнулась взглядом с его синими глазами, похожими на ледяное ноябрьское небо. Адам сидел перед ней на корточках, оказавшись неожиданно не только выше ростом, но и крупнее. Еще немного и можно будет поверить, что он реально волновался и собирался помочь. Рука дернулась раньше, чем пришло осознание, что она собирается сделать. Раздался звук пощечины. На одно крохотное мгновение на красивом лице проявилась искренняя обида, а потом все скрылось за напускным безразличием. Мальчишка отстранился и поднялся на ноги, больше не собираясь протягивать ей руку помощи.