Сад плененных сердец
Шрифт:
В строгом порядке росли пышные деревья, и ветки их были обвязаны драгоценным шитьем. На каждой ветке качался фонарь или лампа, разгоняя ночную тьму, а беседки из стеблей хенны сверху донизу обвивали парчовые шнуры. И не было в этом цветнике уголка, где бы, подобно грациозным красавицам, не толпились кипарисы, можжевельники, самшиты и сосны. Удивительное зрелище являл собой этот цветник, ибо в нем каждая роза слышала имя Садовника мирового сада, а всякий нарцисс зрел его лик.
Показав Ризван-шаху окрестности, падишах распорядился натянуть на золотые и серебряные стойки вышитый шатер и застлать беседку зеленым бархатным ковром. А затем вместе с царевичем
Целый день не кончался праздник роскоши и веселья. И когда наступил вечер, танцор времени, одетый в небесную синеву, спрятал в сундук запада тамбурин солнца и достал из футляра востока серебряный бубен луны. Повсюду зажглись огни — это в собрание внесли всевозможные фонари. На каждом дереве, каждой ветке в саду зажгли светильники, а в цветнике расставили зеленые и красные подсвечники-лотосы с зажженными свечами. Созерцание этого лунного вечера, зрелище освещенного сада и его отражения в водах канала даровало наслаждение, а фейерверк, взлетавший в воздух у подножия горы, радовал взор.
Всю ночь падишах и царевич наслаждались танцами и пением. А когда забрезжил рассвет, утомленные танцовщицы, наконец, сели. С похмелья глаза этих розоволиких покраснели, будто на лепестках розы выступили алые прожилки. Их смех и щебет звенели мелодией прохладного утра. Одни из них, опьянев, спали там, где застиг их сон, другие умывались на берегу канала, третьи, нарвав цветов, плели венки, а четвертые, стоя под деревом, пели рагу бхайрав.
В полдень падишах изволил откушать и, спустившись с горы на берег, где стояли беседки, вместе с Ризван-шахом укрылся в летнем дворце из сандалового дерева. Луноликие красавицы и наложницы собрались на берегу и, усевшись на позолоченные стулья, стали ловить рыбу. Кто удочкой, а кто — крючком, кто на наживку, а кто — сетью.
В тот день небо затянули облака, дул прохладный ветерок и слегка накрапывал дождь. Шелестела зеленая трава, где паслись тысячи антилоп, ланей, оленей и лосей, отловленных для шахской охоты. С рисовых полей, лежащих в поймах рек, доносилось воркование куропаток, а из манговых рощ — кукованье койлы. Вдруг грянул гром, блеснула молния, в летнем дворце сорвались с крюков гамаки, и красавицы, качавшиеся в них, запели песню сезона дождей. Короче, это зрелище было подобно картине искусного художника.
После полудня Ризван-шах, испив вина, решил поохотиться и спросил на то дозволения у падишаха. «Очень хорошо», — ответствовал повелитель. Глядь, по одну сторону стоят ловчие в розовых одеждах и с ними своры собак, арабских и турецких, длинношерстных и гладких, а с другой — охотничьи леопарды и рыси. Сокольничие, надев вышитые перчатки из оленьей кожи, держат наготове соколов, ястребов и перепелятников. Падишах отрядил царевичу в провожатые везиров и сардаров, и, как только тот отправился в путь, доезжачие поскакали вперед. В охоте Ризван-шаху сопутствовала удача, и, когда он с богатой
— Эй, ловчие, — промолвил царевич, — нам еще не попадалась такая дичь. Поймаю-ка я ее живьем.
И собственноручно взяв силок, он погнался за антилопой. Та было бросилась прочь, но со всех сторон ее окружили охотники. И тогда она нырнула в пруд и исчезла.
Рассказ о том, как Ризван-шах полюбил пери в образе антилопы, которая давно уже пылала к царевичу страстью
Рассказчик так продолжает эту повесть. Увидев столь необыкновенное чудо, охотники пришли в изумление. А царевич, спешившись, уселся прямо на земле у края пруда и сказал:
— Пока прекрасная антилопа не покажется из воды, я ни за что не уйду отсюда.
— Это не антилопа, — говорили ему все вокруг. — Разве вода — место для дикого животного? То какой-то злой дух. Не думайте о нем и пожалуйте в обитель счастья.
Но ничем нельзя было убедить царевича. Он продолжал рыдать и не отрывал глаз от воды. Тогда, отчаявшись, придворные вернулись к падишаху и доложили ему о случившемся. Тот в волнении сей же миг оседлал коня и поскакал к пруду. И всякий, прослышав об удивительном событии, поспешил туда же, так что поднялась сутолока и суматоха.
Повелитель, увидев отчаяние сына, распорядился поставить на берегу трон, и царевич, поднявшись с земли, воссел на нем. Казалось, он потерял рассудок и не может думать ни о чем, кроме прекрасной антилопы. Глядя на него, плакал падишах и убивались наложницы. Никто не в силах был сдержать слез. Одни в печали и тоске утирали глаза, другие восклицали: «Что за россказни?!» «Царевича околдовала пери», — убеждали третьи. А четвертые, прочитав двустишие:
Испил из чаши он любовного сближенья И воспылал к кому-то страстью, без сомненья, —добавляли: «Не принимайте его за сумасшедшего, ибо на лице его все приметы любви».
Одним словом, вмиг обитель радости стала домом печали:
Мужчины, женщины склонились, спины горбя, Дворец веселия стал домом долгой скорби. Увял бутон надежд… Несчастие какое! Все соловьи вокруг лишаются покоя.Опечаленные наложницы пытались выведать у царевича, кто виновница его тоски, но он им не открылся. А когда падишах повел его в город, наконец нарушил молчание и проговорил:
— Скорее постройте мне на берегу этого пруда царственный дворец.
Прибыв в столицу, падишах созвал сведущих лекарей и приказал им излечить недуг царевича, однако с каждым днем страдания больного лишь множились. Когда же дворец на берегу был построен, Ризван-шах немедля отправился туда и, увидев его, очень обрадовался. Потом он распорядился устроить у пруда помост и поставить на нем изукрашенный трон, вокруг которого сидели бы райские птицы с жемчужными ожерельями в клювах. А по бокам каждой птицы стояли бы позолоченные кувшины, увитые гирляндами из сапфировых и бриллиантовых цветов с топазной сердцевиной. Затем велел он разостлать маснад, украшенный ветвями из хризолитов и листьями из изумрудов.