Сад радостей земных
Шрифт:
Священник откашлялся, и Клара тоже невольно откашлялась, из сочувствия. Так с ней бывало, когда отец или Нэнси вели себя по-глупому, — и помочь хочется, и немножко досадно. А потом ее прямо оторопь взяла: толстуха в пропотевшем платье неуклюже пробралась между скамьями и затопала к помосту. Может, она сейчас поколотит священника или устроит скандал? Может, она ему жена? Кларе видны были выше локтя бледные и пухлые, как тесто, руки женщины, дрябло вылезавшие из рукавов; она шагала по проходу, тяжело переставляя ноги в коричневых чулках, круглые и плотные, как тумбы. Потом плюхнулась на колени и закрыла лицо руками. Она тоже плакала, и священник наклонился над ней и хлестнул взглядом
— Ко Христу! Ко Христу! — позвал он громким шепотом.
Какой-то человек в желтой спортивной рубашке перешагнул через ноги соседа и вышел в проход. Он тяжело дышал и сам был весь желтый, как его рубашка. Клара даже задрожала — видно, тут все полоумные! Желтый человек тоже подошел к священнику, стал на колени и резко опустил голову. Клара ждала — кто следующий? Ее трясло. Уж очень все это было чудно. Вокруг творилось непонятное. Казалось, в воздухе что-то движется, что-то невидимое тычется в нее; может, оттого все и плачут — с перепугу? В самом деле, чего реветь, если не больно? Только со страху, что скоро станет больно. Улыбка на лице Клары вдруг обратилась в мучительную гримасу, точно она хотела заплакать вместе со всеми — и не могла. Глаза были сухие. В горле застрял ком. От плача самый воздух стал другим, когда пели, так не было; рыдания в чем-то виноватых людей заполнили все, стало тесно и душно — не вздохнуть, и звук этих рыданий был Кларе куда понятней пропетых здесь раньше слов.
Вот теперь она кое-что поняла: все эти люди сделали что-то плохое, скверное, и никогда им этого не забыть.
Она бочком скользнула в проход. Опухшие глаза священника обратились на нее, словно он старался не смотреть в ее сторону — и вдруг не удержался, но Клара уже отвернулась и бегом бросилась к выходу. Баретки громко шлепали по полу. Было мгновенье, когда ее потянуло к священнику — но нет, она повернула к дверям и выбежала вон из церкви. Она все еще дрожала. Заметила, что держит в руке книжку псалмов, и положила на верхнюю ступеньку — тут ее наверняка найдут.
9
Сперва пошли в ресторанчик возле железной дороги. Подле ресторанчика стояло несколько грузовиков, а в зале сидели мужчины, громко разговаривали, хохотали друг другу в лицо. Порой кто-нибудь с маху упирался локтем в столик или так ударял кулаком, что столик шатался. Клара, которая никогда еще не бывала в ресторане, сразу заявила молоденькой официантке:
— Я голодная. Хочу котлету. И кока-колу.
Ее спутник был старше, чем ей сперва показалось. Лицо мясистое, нечистая кожа в пятнах, глубоко посаженные глаза. Он все сыпал шуточками, сам себя перебивал, неестественно смеялся, бесцельно теребил ключи от машины. Из нагрудного кармана его рубашки торчал пяток сигар в целлофановой обертке. Клара улыбалась ему, выставляя напоказ зубы, и все откидывала назад волосы, которые падали ей на глаза. Между ними столик, вокруг народ, чего ей бояться?
— Ты выбралась оттуда еще побыстрей меня, — сказал он. Оказалось, его имя — Лерой. Он единственный сын миссис Фостер и собирается поступить на флот и навсегда уехать из Флоренции, только сперва ему надо сделать какую-то операцию, без этого на флот не возьмут.
— Мой папаша, чтоб ему пусто было на том свете, заставлял меня таскать по всему сараю наковальню и — всякое старое железо. Потому и надо делать операцию, пожаловался он, кисло улыбаясь и вертя в пальцах пробку от кетчупа. Запачкал пальцы соусом и вытер их об испод стола.
Музыкальный автомат заиграл песню. Это была нехитрая деревенская песенка, голос у певца — несильный, сонный, немножко гнусавый. Клара попыталась представить, какой этот певец
— А вы разве не хотите есть? — спросила Клара.
— Ты ешь, а я погляжу.
Он опять тряхнул ключами от машины и сунул их в карман на груди. Ухмыльнулся, даже фыркнул — видно, его насмешила какая-то мысль, — облокотился на столик, подпер подбородок ладонью и уставился на Клару. Она быстро съела котлету, облизала губы, потом пальцы. Выпила кока-колу так быстро, что горло заболело. Лерой засмеялся.
— Ты прелесть девочка, — сказал он. — Пари держу, ты и сама это знаешь.
Он хотел прокатиться за город, но Клара сказала, что знает местечко, куда ей хочется, — она слыхала про одну гостиницу с баром, туда ходили жители их поселка. В какую-то минуту Клара подумала — может, она зря с ним поехала: он не сразу свернул к этой гостинице, а остановил машину на дороге и стал говорить что-то невнятное — он, мол, знает место получше, надо только проехать еще немного. Говорил, а сам на Клару не смотрел. Но она сказала «черта с два» — и он подъехал к гостинице. Клара тотчас распахнула дверцу, он еще зажигание не успел выключить, а она уже выскочила из машины. Он торопливо вылез, обежал вокруг машины, гравий громко скрипел под его тяжелыми шагами. И, запыхавшись, стал говорить какие-то бестолковые отрывистые слова: «Если моя мамаша… Вечерок на славу… такие дела…» Открыл перед нею дверь, затянутую москитной сеткой, и Клара вошла в ресторан с таким видом, будто вовсе и не знает этого Лероя. «Боже милостивый», — пробормотал он и утер взмокший лоб. У Клары от волнения немножко кружилась голова. Человек за стойкой, похожий на Лероя, спросил:
— Тебе сколько лет, красотка?
— А сколько надо?
Этот ответ так развеселил бармена и Лероя, что они оба покатились со смеху. Кто-то подал Кларе бутылку пива, она глотнула прямо из горлышка и осмотрелась. Взгляд ее перебегал по лицам — не то чтобы она искала кого-нибудь знакомого, нет, чувство, пожалуй, было такое, словно кто-то здесь может ее узнать. Голове стало жарко и тяжело от распущенных волос. В какую-то минуту Лерой сгреб рукой густую прядь — и Клара шарахнулась от него, как кошка.
— Ну-ну, не кусайся и не царапайся! — засмеялся Лерой и заслонился от нее, выставив ладони. Он уже подвыпил, и смех его звучал хрипло.
Народу все прибывало. За одним из столиков в глубине появился человек с очень светлыми волосами; у Клары екнуло сердце — отец! Но человек обернулся — нет, слава богу, ошиблась. Этому лет двадцать или, может, двадцать пять. Она забыла про него, а потом он опять попался ей на глаза — и опять сердце словно покатилось куда-то. Он сидел, откинувшись на спинку стула, заложив ногу на ногу, и слушал, о чем говорят его приятели, но был как-то отдельно от них, сам по себе. Другие все время вертелись, шаркали ногами, размахивали руками, а этот сидел неподвижно.
Сосед по столику толкнул этого человека локтем в бок и кивком показал на Клару — мол, на тебя девчонка смотрит. Светловолосый обернулся, нахмурился. Клара опять, зажмурясь, пила прямо из горлышка. Лерой потихоньку протянул мясистую лапу и обнял ее за плечи, казалось, он вернулся к ней откуда-то издалека. А Клара все смотрела на того, светловолосого, и не сразу стряхнула руку Лероя.
— Ты настоящая кошка, хорошенькая киска, — сказал Лерой. — У меня дома есть кошка. Ее зовут Люси.
Он погладил Клару по волосам, она вывернулась и небрежно стукнула его по груди тыльной стороной ладони; вокруг засмеялись.