Сад таинственных цветов

Кабони Кристина

Айрис никогда не бывала в Италии. И хотя она там родилась, в сознательном возрасте она никогда туда не возвращалась. И пока она смотрела из иллюминатора на зеленые холмы, мысль эта вдруг пришла в голову и ручьем влилась в реку других, так что все наконец сложилось в единую картину. Отец всегда старался держаться подальше как от Италии, так и от Англии, так что и она волей-неволей стала зависима от его предпочтений. В Италии оставалась Джулия Донати. В Великобритании находились Клаудия Бруни-Донати и Виола. Бабушка, мать и сестра Айрис. Казалось, такое открытие должно было радовать Айрис, и поначалу именно так и было. Когда отец сообщил ей, что у нее есть и бабушка

и что перед поездкой в Лондон им придется ее навестить, Айрис почувствовала себя счастливой. Наконец-то она обретала то, чего ей всегда так не хватала – прошлое, настоящую семью.

Но теперь ее взгляд на ситуацию изменился, как и она сама. Внезапно Айрис поймала себя на том, что чувствует чужим человека, сидящего рядом и тщетно пытающегося подобрать тему для разговора. Она не могла больше выносить его попыток объясниться, оправдаться, найти всему логичное обоснование. Она старалась не смотреть в полные боли глаза отца, на то, как он цеплялся руками за собственную куртку, словно не знал, куда их приткнуть, пыталась игнорировать его встревоженные взгляды, обеспокоенное выражение его лица.

Ведь в конце концов именно он вырвал ее из семьи и увез бог знает куда, а потом лгал ей всю жизнь. И теперь не важно, что послужило тому причиной, отчего он сделал такой выбор. Возможно, с матерью и сестрой у нее была бы совсем другая жизнь, лучше той, что теперь. Эта мысль навязчиво сидела в голове Айрис.

Стало быть, она не обрела семью, а лишь узнала, что потеряла ее. Столько дней, сколько лет прошло! Сколько дней рождений без праздника. Айрис чувствовала себя так, словно ее обокрали, и винила в этом отца. Все в ее жизни встало с ног на голову, она многого еще не знала и не понимала. Ей очень сложно было представить себе, как быть дальше: только-только дорога вперед начинала вырисовываться, как снова ее отбросило назад.

В ее жизни всегда присутствовало ощущение неуверенности, но теперь оно стало подавлять Айрис настолько, что она запаниковала. Даже работы, и той она лишилась.

Она смотрела в иллюминатор, и темно-голубое небо напоминало ей об Африке, настолько оно было ярким и жизнерадостным. В голове всплывали отрывки былых разговоров с отцом, тех, речь в которых заходила об Италии.

– Почему ты уехал из дома? – спросила Айрис.

Франческо давно ждал этого вопроса. Весь день он надеялся, что Айрис заговорит с ним, но теперь, когда она задала такой простой вопрос, он не мог найти слов для ответа. Почему он уехал? Можно ли в двух словах описать то, что с ним тогда произошло? Можно ли так просто ответить на вопрос, ответ на который он искал годами? Можно ли описать то отчаяние, которое разрасталось в нем каждый раз, когда он думал о том, что совершил роковую ошибку, когда видел знакомые места и спрашивал себя, где сейчас его вторая дочь? Он попытался подобрать несколько фраз, но потом передумал. Ни одна из них не подходила для объяснения, не было таких слов, которые бы могли описать то, что случилось.

– Дай мне немного времени. Я все тебе расскажу, когда доберемся до Спинозы.

– Спинозы?

По губам Франческо проскользнула медленная улыбка: «Ах, ну да. Вилла, куда мы направляемся, носит это имя. Думаю, немного найдется в Италии таких домов, которые издревле принадлежали только одной семье. Этот дом передавался из поколения в поколение потомкам Донати, как и земля».

Воспоминания завладели Франческо, а взгляд, не видя, бродил по потолку кабины.

– Возле виллы был огромный парк, люди гуляли в нем и приходили в восторг, черпали вдохновение, отдыхали душой. Мы ведь

всегда умели обращаться с цветами, – устало улыбнулся он. – Не так давно парк закрыли для публики. А жаль.

– Почему?

Отец посмотрел на дочь. Ее нежное лицо освещало солнце. Ровные брови темнели на белоснежном лице, полные губы были готовы к открытой улыбке, и не важно, что сейчас они были собраны в тонкую, напряженную нить. Уж он-то знал, как легко Айрис поддавалась порывам смеха. Это напоминало в ней мать, хотя в остальном они были совсем не похожи ни внешне, ни по характеру. Внезапная мысль о бывшей жене ранила Франческо, руки его задрожали, он схватил бортовой журнал и крепко сжал его в ладонях.

– Джулия… – голос его надломился. Он глубоко вздохнул и понемногу успокоился, улыбнувшись дочери. – В общем, это было решение твоей бабушки. Когда я предложил ей отреставрировать парк и вновь открыть его для посетителей, она отказалась, не объясняя причин. Слишком уж сильно Джулия привязана к своему парку.

– А парк большой?

Сколько уже он не вспоминал о Спинозе? Слова сами сорвались с его губ.

– Дом стоит на высоком холме, а вокруг – поля и небольшой лес. С холма спускается узкий ручей, он впадает в искусственное озеро. В нем я когда-то учился плавать, – улыбнулся отец и взгляд его казался далеким, словно потерялся в воспоминаниях. Айрис хотелось кинуться к нему и обнять, но она осталась неподвижно сидеть на своем месте.

– Дед мой был ботаником, а еще преподавал в университете, – продолжал Франческо. Вдруг внезапно на его лицо легла тень беспросветной грусти, плечи опустились, и Айрис пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не взять его за руку, такой у него был несчастный вид. А ведь всего минуту назад она и разговаривать с ним не хотела. Однако ей было непривычно находиться в ссоре с отцом, ведь они всегда были самыми близкими людьми друг для друга.

– А мать и Виола… Они присоединятся к нам?

– Нет, я не успел предупредить их о том, что наши планы изменились, – ответил Франческо. – Я позвоню им чуть позже, когда мы доберемся до места.

Франческо не знал, в каком состоянии найдет мать. Кажется, она была дома, а не в больнице. Это уже обнадеживало. А может быть, как раз наоборот. Человек ведь просится домой, когда надежды больше нет, разве не так? Когда хочет умереть среди любимых людей? Вот только рядом с Джулией не было никого, кроме Фиоренцы и Стефана, но они не семья.

Франческо на секунду прикрыл глаза и где-то внутри у него зародилось подозрение, что, возможно, он снова совершает ошибку. Клаудия ему этого никогда не простит. Но потом он подумал, что сейчас перед ним стоят другие задачи: мать не видела внучек уже двадцать лет, и теперь она, возможно, умирает. Виола, Айрис, Джулия – вот о ком надо думать, а Клаудия подождет.

С тех пор как он уехал из дома, Франческо ни разу не общался с матерью. Изредка он созванивался со Стефаном или Фиоренцой, узнавал, как дела на вилле. Мать тоже ничего о нем не знала, даже то, что он давно расстался с женой, что жил с дочерью, что они с Клаудией разделили детей.

Почему вокруг столько боли? Франческо провел рукой по лбу. Тогда они с матерью поссорились навсегда, наговорили друг другу столько жестоких, непростительных слов. Они едва ли не ненавидели друг друга. И во всем – да простит его Бог, – во всем, что случилось тогда, Франческо обвинял ее, Джулию. Как же он ее ненавидел! Но с тех пор прошло уже двадцать лет. Двадцать лет, за которые они ни разу не встретились, не сказали друг другу ни слова… Как он мог такое допустить?