Сад теней
Шрифт:
— Какого лакея? У нас ведь есть слуга. В его устах обычные слова звучали как страшное богохульство.
— Этот слуга еще к тому же и личный шофер. Это не соответствует нашему положению, к тому же это пустая экономия недостойная такой семьи и такого дома, как наш, — твердо возразила я.
— И в такое время ты думаешь о прислуге? — он был, казалось, поражен и расстроен одновременно.
— Ты сегодня не был на работе и не отвечал на деловые звонки? Ты не отдавал никаких распоряжений своим подчиненным? Ты все время думал о Мале? —
Он покачал головой, но не для того, чтобы опровергнуть сказанное мною, но лишь для того, чтобы подчеркнуть свое отвращение.
— Мне не нравится этот человек. На мой взгляд, он — темная лошадка.
— И тем не менее я наняла его. Ведение хозяйства всегда было и будет в моей компетенции. Нам необходим слуга, который выполнял бы лишь обязанности лакея, а у Джона Эмоса есть все необходимые для этого качества. Он порядочный, религиозный человек, понимающий запросы людей нашего класса. Он согласился принять на себя такую обязанность и приступит к ней немедленно.
— Ну что ж, в этом случае он будет твоим лакеем, а не нашим, — вызывающе заметил Малькольм.
— Как тебе будет угодно. Со временем, я убеждена, ты по достоинству оценишь этого человека, — спокойно добавила я.
Он повернулся ко мне спиной и снова уставился на книжные полки.
— Джоэль уезжает завтра утром, — сказала я. Он даже не повернулся ко мне.
— Это хорошо. Ему лучше вернуться в школу и заняться делом и учебой, чем торчать здесь. Это лишь усиливает его переживания, — заключил муж и помахал рукой, как будто отпуская меня.
Я подтянулась.
— Он не вернется в школу, — проговорила я с легким выдохом.
Изумленный Малькольм вновь обернулся ко мне.
— Что ты сказала? Не вернется в школу? Что ты имеешь в виду? Куда же в таком случае он направляется?
— Незадолго до гибели Мала Джоэль прошел прослушивание в оркестре, и они были поражены его необычайными способностями. Ему было предложено принять участие в нынешних гастролях в Европе. Из дома он направится прямо в Швейцарию.
Малькольм просто закипел от злости.
— Гастроли! Оркестр! Швейцария! — закричал он, жестикулируя руками при каждом слове. — Фоксворт, профессиональный музыкант, зарабатывающий чаевые и путешествующий с горсткой женоподобных, бесхребетных, «художественных» слюнтяев. Я не хочу и слышать об этом, ясно тебе?
— И тем не менее, именно этого хочет он сам, — сказала я как можно спокойнее, словно гася его гнев. — Я не собираюсь толкать еще одного из моих сыновей на крайние меры лишь затем, чтобы доказать тебе, что он имеет право жить собственной жизнью, а не той, которую ты ему избрал.
Глаза Малькольма сузились, и несколько секунд он молчал.
— Хорошо, но пусть он знает, — медленно заговорил он, отчетливо произнося каждое слово своим ужасным, злобным тоном, — что если он уедет из дома и затеет подобную авантюру, его никогда
— Я понимаю это, отец.
Мы вдвоем обернулись и увидели в дверях библиотеки Джоэля. Он стоял с чемоданами в руках. Я и не предполагала, что он уезжает этой ночью.
— Именно этого он хочет для себя, — мягко сказала я, глядя на сына. — Он достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельное решение. Он уже имеет на них полное право.
— Это твое очередное безумие, — загрохотал голос Малькольма, а сам он направил на меня свой указательный палец, словно вынося мне приговор. — Это ляжет еще одним тяжелым камнем вины на твою совесть.
— Что? — Я сделала несколько шагов навстречу ему, чувствуя, что лицо мое пылает от гнева. — Ты стоишь здесь и пытаешься возложить вину на мою голову? Ты, который посеял грех в этом доме, пригласил его сюда словно желанного гостя? Ты ел рядом с ним, гулял рядом с ним и спал рядом с ним, — добавила я. — Ты навлек Божий гнев на дом Фоксвортов, а не я. Если на ком и лежит вина за происшедшее, то на тебе, а не на мне, — ответила я, указывая пальцем на Малькольма.
Он взглянул на Джоэля и отвернулся.
Я подошла к Джоэлю, и мы вдвоем, взявшись за руки, вышли на крыльцо.
Джоэль и я стояли у парадного входа в Фоксворт Холл, смотрели на автомобиль и темноту, что уже окутала нас.
— Мне жаль покидать тебя в такое скорбное время, — обратился сын ко мне, — но я боюсь, что если я не уеду сейчас, я уже никогда не уеду. Мал наверняка пожелал бы мне счастливого пути. Мне кажется, я вижу, как он стоит здесь у пианино, улыбается и подбадривает меня, — сказал Джоэль, слегка обрадовавшись нахлынувшим на него воспоминаниям.
— Да, я тоже так думаю, — ответила я.
— Как я буду скучать по тебе, Джоэль, — обратилась я к нему, схватив его за руки и поднеся их к губам, целуя их. — Ты мой единственный сын, мой любимый Джоэль, у меня остался только ты. Пожалуйста, отправляйся с Богом и будь счастлив.
— Я собирался спуститься к вам и сам сказать обо всем, — проговорил Джоэль.
— А я не отказываюсь от собственных слов, — сказал Малькольм, указывая на него пальцем. — Если ты бросишь школу и начнешь бахвалиться своей дудкой в Европе, я вычеркну тебя из своего завещания.
Долгое время Джоэль и Малькольм пристально рассматривали друг друга.
— Ты никогда не понимал меня, отец; точно так же ты никогда не понимал Мала, — сказал он без боли в голосе. — Никто из нас не унаследовал твою всепоглощающую страсть к всемогущему доллару.
— Это потому, что у тебя было всегда полно их, — прервал его Малькольм. — Если бы ты был беден, ты не стоял бы здесь и не говорил так дерзко и вызывающе.
— Может быть и нет, — согласился Джоэль. — Но я не был беден, и я таков, каков я есть. — Он посмотрел на меня. — До свидания, мама. Я буду очень скучать по тебе. Меня уже ждет машина.