Сад вечерних туманов
Шрифт:
Как-то вечером, когда рабочие уже ушли, я проходила мимо стрельбища из лука и увидела его там, одетым для кюдо. С тех самых пор, как я его узнала, он ни разу не упражнялся в стрельбе из лука настолько поздно, да и в позе его было что-то непривычное. Остановившись, я стала смотреть. Удивление мое возросло еще больше, когда я заметила, что он делает вид, будто помещает стрелу на тетиву. Вот он оттянул тетиву назад, потом отпустил ее. Никакой стрелы не было, но все ж мне показалось, будто я услышала слабый звук порванной бумаги, словно бы что-то с силой пронзило мишень.
Аритомо
Я подошла по краешку прямоугольника из гравия и встала рядом с ним. Спросила:
– Что, попал в яблочко?
Он еще раз глянул на мишень:
– Да, попал.
– Не слишком это было трудно, потому как стрелы-то у тебя не было, – заметила я, пряча свое замешательство за слегка шутливым тоном.
– Ты не права. На это уходят годы упражнений. Когда я только-только начинал, то всегда мазал, – сказал он. – А стрела все же была.
– Не было, – упорствовала я, не позволяя себе повернуться и взглянуть на мишень.
– Была.
Он коснулся головы:
– Вот тут, внутри.
Он стал проводить больше времени на стрельбище, пуская невидимые стрелы. И каждую ночь просил меня дать ему посмотреть на хоримоно. Я лежала на простынях, а он рассматривал мою кожу, пальцы его оглаживали картинки, которые он выколол на моей спине: монастырь в горах, пещера саланган, лучник, сбивающий стрелою солнце. Уже через несколько минут я переворачивалась и притягивала его к себе.
Был поздний вечер, и мы с Аритомо были единственными людьми, оставшимися в саду. Тишина поднималась из самой земной глуби. Я была совершенно спокойной и надеялась, что в мире никогда не иссякнет этот резервуар спокойствия. Потом вновь пришли в движение облака, упали туманы и раскинулись по предгорьям.
Я отчистила свои инструменты, повесила их в кладовку. Пошла мимо стрельбища. Оно было пусто. У входной двери дома я нашла А Чона, державшего в руке посох из хенгала [243] . Кернильс сидел на ступеньке, вылизывал себе лапу. Почти тут же вышел Аритомо. Немного поколебавшись, он все же взял палку у домоправителя.
243
Хенгала – растущее в Юго-Восточной Азии дерево (баланокарпус Гейма) с твердой и прочной древесиной.
Мы прошлись до края пруда Усугумо. Кот следовал за нами, высоко задрав хвост. Аритомо остановился и стал смотреть куда-то через все пространство воды. В тени на одной ноге стояла серая цапля, не в силах оторваться от созерцания своего отражения. Позади я расслышала слабый хруст гравия: А Чон выкатывал свой велосипед из сада, скрежеща одним колесом.
Дорога, которую обычно выбирал Аритомо для подъема в горы, шла мимо западной стороны сада. У самого выхода на тропу, скрытую густой стеной папоротников и высокой травой, Аритомо остановился. Наклонился и почесал у Кернильса за ушками. А когда выпрямился, сказал:
– Полагаю, сегодня вечером мне лучше побыть одному.
И
– Оставлю его у тебя в кабинете, – сказала я.
Он кивнул и прошел мимо меня, лишь слегка коснувшись моей руки. Я смотрела, как он взбирается по склону. Отражавшийся от папоротников свет придавал воздуху зеленый оттенок. В конце подъема Аритомо обернулся, чтобы взглянуть на свой сад. Наверное, он улыбался мне, но лучи солнечного света у него за спиной мешали разглядеть наверняка.
Я подняла руку. Махала ли я ему?
Звала ли его вернуться?..
«Больше всего шансов отыскать Аритомо – в первые двадцать четыре часа после исчезновения», – сказал на следующее утро субинспектор Ли, когда я приехала в участок в Танах-Рате. Он расспросил меня про состояние рассудка Аритомо, спросил, во что тот был одет. Попросил его фотографию – и только тогда я сообразила, что у меня нет ни одной.
Югири полиция использовала как базу для своих операций. Одну стену кабинета Аритомо сплошь утыкали картами местности, которые предоставили военные. А Чону вздохнуть было некогда: он без передышки готовил еду для людей, которые, топая, заходили в дом и, так же топая, выходили из него в любое время дня.
– Я нашла это у него на столе, – сказала я, отдавая Ли пузырек. – Его таблетки. Чтобы держать в норме кровяное давление.
Меня удивило, как много людей входило в поисковые группы. Я поделилась этим наблюдением с Ли, и он объяснил:
– Это все люди, которых он спас от пыток в Кэмпэйтай или от отправки на строительство железной дороги в Бирму.
Надежды наши слабели с каждым днем: время шло, а поисковые группы не обнаруживали никаких признаков Аритомо.
– Дожди мешают: наши собаки никак не могут взять след, – говорил субинспектор Ли, – да и следопыты-ибаны пытались отыскать хоть какие-то приметы местонахождения Аритомо безуспешно.
Местные газеты поначалу не обратили внимания на исчезновение Аритомо: для них, в конце концов, он был всего-навсего очередным путешественником, потерявшимся в джунглях. Однако после того, как некий японский журналист, писавший о коммунистах, засевших в горах, передал сообщение о происшествии в свою газету в Токио, репортеры стали стаями слетаться в Танах-Рату. Они наделали много шуму из того факта, что я была последней, кто видел Аритомо. Вспомнили о моем прошлом, как узницы японцев, докопались до моих отношений с Аритомо. Мой отец приказал мне немедленно уехать с Камеронского нагорья, прежде чем имя нашей семьи окажется опорочено безвозвратно, но я пропустила его приказ мимо ушей.
Через неделю после начала поисков появился Секигава. Я была на веранде, листала свой дневник, когда А Чон препроводил его ко мне. Я припомнила, что мы встречались на этом же самом месте больше года назад – прямо перед тем, как Аритомо приступил к моему хоримоно.
– Вы должны уведомить меня, если я могу чем-то быть полезным, – сказал он. – Я пробуду в гостинице «Коптильня» столько, сколько потребуется.
– Что вызвало у вас желание повидаться с Аритомо?
– Я бы предпочел поговорить с ним лично, – ответил он. – Уверен, что его скоро найдут.