Садовник
Шрифт:
Изумленного землекопа подхватили под руки и потащили вдоль линии окопов, затем — через бугор и бросили в им же самим подготовленную яму для пленных. Себастьян поднялся на ноги, отряхнул с колен землю и огляделся.
Справа в углу, обхватив голову руками и ни на что уже не реагируя, сидел взятый вчера республиканский комиссар. Прямо у глинистой стены перебирал четки проштрафившийся марокканец, а слева… Себастьян пригляделся и растерянно заморгал. На него смотрели до боли знакомые глаза полицейского.
Он полулежал на боку, а из разорванного
Себастьян подошел и присел на корточки.
— Эс-те-бан… — выдохнул полицейский. Себастьян дружелюбно оскалился. Увидеть земляка оказалось на удивление приятно.
— Я тебя нашел… Эстебан, — медленно проговорил Мигель. — Теперь за все ответишь: и за Тересу, и за Лусию… и за капитана Гарсиа… за все.
Себастьян оторопел. За два года войны он достаточно хорошо изучил карательный лексикон и уже знал, что означает «ответить за все».
— Га-а-сиа? — удивленно поднял он брови.
— Это ведь… ты его убил… — Мигель кашлянул и задохнулся от боли.
— Не-е-е… — замотал головой Себастьян. — Я-а… не-е.
Мигель язвительно усмехнулся:
— А кто тогда? Господь бог?
— Се-э-си… — пожал плечами Себастьян. — О-он.
Мигель оторопел. Он вмиг вспомнил свои подозрения по поводу Сесила Эсперанса, но сломать свою выверенную схему готов не был.
— Сесил?
— А-ха, — кивнул Себастьян. — О-он.
— Но листья ведь ты положил? — преодолевая боль, приподнялся Мигель.
Себастьян кивнул.
— Но зачем?
Себастьян болезненно сморщился. Объяснить словами, что капитану Гарсиа нужно было подсказать дорогу домой, он не сумел бы.
— Га-а-сиа хо-ош-ши… — с трудом выдавил он.
— Гарсиа хороший? — сам себе не веря, переспросил Мигель. — А Тересу кто убил? А сеньору Лусию? Тоже Сесил?
— Не-е! — решительно замотал головой Себастьян и с нескрываемым омерзением жестом изобразил жиденькую, как у Христа, бородку. — О-он.
— Энрике Гонсалес, — откинулся головой на земляную стену Мигель и вдруг ясно вспомнил все, что говорила ему спасенная и спрятанная садовником в землянке юная сеньорита Долорес. — Ну, конечно же. За это ты их всех и перерубил…
Себастьян печально кивнул, а Мигель закрыл глаза. Все выстраивалось просто и ясно. Да, этот Эстебан — убийца, но кто в наше время не убийца? Прямо сейчас по обе стороны реки собралось несколько сотен людей, совершенно не скрывающих своего намерения убивать всех, кто с ними не согласен.
У него еще оставались вопросы: и по поводу задушенного в своем кресле полковника, и по поводу похищенной из склепа сеньоры Долорес Эсперанса… Но вот сил, чтобы задать их, уже не хватало, а сознание плыло и уходило. Он очень устал… очень.
Себастьян хорошо знал, что случается — раньше или позже — с теми, кто попадает в яму, и его это никак не устраивало. Не то чтобы он был против смерти, нет, просто он знал, что если умрет вот так, не успев построить свой
Голоса стали громче, и вниз, прямо на голову Себастьяну посыпалась земля. Он затаил дыхание.
— Все четверо здесь… — внятно произнесли наверху.
— А могильщика за что?
— А я знаю? Наверное, стащил чего у офицеров…
— Козлы… парнишка-то нормальный…
Голоса постепенно отдалились, потом совсем стихли, и Себастьян вскочил и твердыми, как дерево, привычными ко всему пальцами начал скрести глиняную стену возле угла ямы. В считаные минуты выскреб ступеньку для ноги и тут же переключился на соседнюю стенку — с другой стороны угла.
Комиссар и марокканец заинтересованно подняли головы, но помогать не спешили. Они уже знали: кого застукают, того и расстреляют первым.
Третья ступенька шла уже сложнее — болели пальцы, но садовник не останавливался, и не прошло и часа, как весь ряд идущих снизу вверх ступенек был готов. Он прислушался, удовлетворенно всхлипнул и, как кошка, стремительно вскарабкался наверх. Выглянул из ямы и улыбнулся. Часовой сидел к яме спиной и с наслаждением курил самокрутку с душистым Канарским табаком. Себастьян сделал последнее усилие, встал обеими ногами на землю и неслышно скользнул к часовому.
Он делал это, наверное, раз двадцать — при каждом переходе линии фронта. Вот и теперь он обхватил часового за шею и резко, мощно сдавил. Солдат дернулся, попытался нашарить винтовку, но было поздно.
Себастьян аккуратно опустил свою жертву на землю, привычно сгреб ладонью горсть сухой земли и засыпал ее в мертвый оскаленный рот. Затем достал из кармана зернышко пшеницы, тщательно вдавил его в этот своеобразный «горшочек» и только после этого метнулся к яме.
Марокканец уже почти поднялся наверх. Себастьян сделал останавливающий жест рукой и ткнул пальцем в сторону Мигеля. Марокканец, не желая возвращаться, яростно ощерился. И тогда Себастьян просто положил ему руку на голову и столкнул вниз.
— О-он… — с усилием произнес Себастьян и снова ткнул пальцем в сторону Мигеля.
Марокканец и комиссар переглянулись и, не желая терять времени, подняли неподвижное тело. Себастьян подхватил его за ворот, легко, почти без усилий взвалил на спину и, не оборачиваясь, побежал в гору. Отсюда до усадьбы господ Эсперанса было рукой подать.
Первым, что увидел Мигель, когда открыл глаза, был потолок — низкий и черный от времени. Мигель повернул голову и обнаружил, что лежит в маленькой комнатке на выдвинутом в самый центр дощатом помосте.