Сады Луны (др. перевод)
Шрифт:
– А-а, разные драгоценные штучки. Где Крокус их позаимствовал?
– У Дарле, – ответил Муриллио, сам удивляясь своим словам. – И стянул он их не из какой-то гостиной, а у младшей дочери сановника. Каково? Это все равно что поцеловать Геддерону! Девица не пропускает ни одного бала. За ней целый рой богатеньких хлыщей увивается, разодетых в фижмочки-кружавчики. А наш оборванец распихал их всех локотками и влез к ней прямо в спальню! Думал, наверное: выгодно сбудет навар, разживется деньгой. А вместо этого втюрился по уши. Уж не знаю: то ли вернуть награбленное решил, то ли оставить
– Кто знает, – задумчиво произнес Раллик. – Может, не такие уж безнадежные. Если сказать его дядюшке…
– Думаешь подтолкнуть мальчишеские бредни в нужном направлении? Впрочем, почему бы и нет? Мамот будет доволен.
– Не торопись, – возразил ассасин. – Крокус, может, и желает сделаться образованным человеком и обзавестись манерами. Но здесь любая магия бессильна. Парню придется круто менять свою жизнь, а на это уже нужны нешуточные силы. Одно дело охать и вздыхать, и совсем другое – прекратить шляться по улицам и забыть про воровское ремесло.
– Видно, я напрасно сую нос не в свои дела. Тоже спаситель юных душ! – язвительно бросил Муриллио.
– Не такое уж плохое это занятие, – на удивление мягко сказал Раллик.
В тоне друга не было и намека на издевку. Муриллио вздохнул.
– Просто мы забыли, как когда-то нас самих распирало от надежд и мечтаний.
– Зато теперь мы знаем, что некоторые мечтания уводят слишком далеко. Иногда на тот свет. Крокус очень высоко замахнулся. Лучше предостеречь его сейчас, пока молодцы Дарле не чикнули ему по горлу и не скинули в сточную канаву… Но ты прав, мы забыли. Крюпп, наверное, вообще не помнит, когда был юнцом.
– А вот здесь ты ошибаешься, – усмехнулся Муриллио. – Крюпп помнит все и постоянно шерстит свою память. Он опасается, что его раскроют.
– Раскроют? – насторожился Раллик.
Муриллио сейчас занимали иные мысли. Но уловив настороженность друга, он повернулся к ассасину и беспечно улыбнулся.
– Да. Раскроют и убедятся, что Крюпп всего-навсего болтун. И чего он про себя разные небылицы плетет? Скользкий он – наш дорогой друг Крюпп.
Раллик тоже усмехнулся. Лягушачий концерт в пруду сделался нестерпимо громким. Комары совсем остервенели.
– Ты прав. Крюпп и впрямь скользкий.
Ассасин встал.
– Пора. Каруту надо закрывать лавку.
– Идем.
Они покинули террасу. Между ног вились клубы тумана. Уходя, Муриллио еще раз оглянулся на арку. Никаких духов или призраков он не увидел, только стену тьмы. Как ни странно, эта тьма пугала его сильнее, чем сонм извивающихся теней.
Кабинет Барука заливало яркое утреннее солнце. Оно струилось через широкое окно, а поскольку створки окна были приоткрыты, вместе с солнцем внутрь попадал и теплый ветер, принося с собой звуки и запахи улицы. Алхимик еще не одевался. Накинув халат, Барук сидел на высоком табурете за столом. Перед ним лежала расстеленная и закрепленная по углам карта. Правая рука алхимика то и дело тянулась к изящной серебряной чашечке, чтобы обмакнуть туда кисть.
На карту ложились все новые и новые красные мазки. Барук закрашивал
Сейчас Барук старательно отмечал на карте южную границу малазанских захватов. Голоса, доносившиеся с улицы, сделались слишком уж громкими и назойливыми.
«Опять дорогу чинят», – решил алхимик, слыша, скрип лебедки и брань рабочих, которым докучали зеваки.
Потом голоса смолкли, а следом раздался не то громкий щелчок, не то хлопок. От неожиданности Барук подпрыгнул и локтем опрокинул чашечку. Красные чернила хлынули на карту.
Алхимик отпрянул и вполголоса выругался. Красный ручеек накрыл Даруджистан и теперь двигался на юг, к реке Катлин. Барук встал с табурета и, схватив тряпку, принялся вытирать перепачканные руки. Он был изрядно встревожен. Случившееся никак не назовешь досадной оплошностью и не спишешь на собственную неловкость. Это знак, и очень дурной знак. Барук прошел к окну и высунул голову.
Внизу, почти под самым окном, вовсю кипела работа. Несколько ремесленников непонятно зачем корежили дорогу. Двое из них, рослых и потных от натуги, махали кирками, выковыривая камни, которые трое других передавали по цепочке и складывали в аккуратные кучки. Чуть поодаль, прислонившись спиной к повозке, стоял их старший с чертежом в руках.
Барук нахмурился.
– В прошлом году только заново мостили всю улицу. Что, опять фасон не тот? – сердито произнес он, адресуя свой риторический вопрос неведомо кому.
В дверь негромко постучали.
– Заходи, Роальд, – сказал Барук.
Слуга вошел и остановился у двери.
– Господин, пришел один из ваших людей.
Барук взглянул на залитую чернилами карту Генабакиса.
– Пусть немного обождет.
– Как скажете, господин.
Роальд неслышно удалился. Алхимик свернул испорченную карту. В коридоре послышался знакомый громкий голос, перемежаемый полушепотом Роальда. Барук едва успел спрятать карту и запереть шкаф, как дверь распахнулась и в кабинет ввалился Крюпп. За его спиной, в дверном проеме, виднелась недовольная физиономия Роальда. Алхимик отпустил слугу и покосился на пестро и неряшливо одетого Крюппа.
– Доброе утро, мой друг, – не особо приветливо поздоровался Барук.
– Более чем доброе, мой дорогой Барук, являющийся верным другом Крюппу. Просто восхитительное. Вы уже успели насладиться свежим утренним воздухом?
Барук повернулся к окну.
– К сожалению, под моим окном с утра слишком пыльно.
Крюпп принялся обтирать вспотевший лоб.
– Да, уважаемый Барук. Крюпп припоминает: когда он шел сюда, его взор действительно привлекли какие-то ремесленники. Их работа, как и их речи, не блистала изысканностью. Но, увы, кто-то вынужден заниматься этим ради наших повседневных нужд.