Сады земные и небесные
Шрифт:
Нелегко развенчать миф о сказочном преуспеянии и удачливости садовладельца. Мои миражные сады всегда пробивались сквозь будничные одежды, прорастали сквозь кожу – обзавидуешься.
Помню, с каким изумлением разглядывала меня, как диковинку в микроскоп, одна ровесница-поэтесса, с той только разницей, что выросла она в кожаных, дубовых, наследственных книжных садах, на московском асфальте. Она так и спросила меня однажды: откуда вы все беретесь и что вам тут надо? Совсем недавно она же меня опять спросила: книга – в Японии? Почему именно у тебя? А я и сама не знаю.
Но знаю, что сад, который сейчас цветет вокруг меня, реальный, с белой калиткой в каменной стене, увитой вечнозеленым плющом, зародился поначалу в душе, был
Большое благо дожить до своего сада – выйти в результате всего туда, где всегда, и до тебя, и после, цветут и благоухают звезды, цветы и птицы (звездный сад).
Чистая случайность (как и одна из моих книг, изданная в самой любимой с детства иноземной стране Японии), то, что стряслось это счастье со мной на четвертой по счету чужбине. Видимо, опять несчастье помогло.
Кто же мог знать, когда пускался на дебют, чем это кончится.
Теперь это стихотворение, изначально посвященное сыну Василию, которого я всегда боялась потерять из-за его любви к запредельности и риску, звучит как предсказание его раннего ухода от нас в мир иной, вечный. Случилось это 17 сентября 2003 года, за два месяца до его тридцатилетия.
Он – дома. Мы – еще в гостях…
13. Четвертая чужбина
Темна и неулыбчива природа
средь города и посреди народа.
Лишь снежный сад, что путь собой венчает,
не поглощает свет, но излучает!
Что было – то было: сказочный – Снежная королева, вложившая ледяное сердце в мальчика Кая! – Крайний Север («…так
И вот теперь – подлинный Край Света, Британские острова, где однажды сразу же после европейского Рождества, в конце декабря, вдруг ударили смешные по русским меркам морозы. Выпал неглубокий, но крепкий снежок. А ночью и вовсе в Лондоне случилось невероятное: почти 10 градусов ниже нуля! Еще накануне в моем саду цвели розы. Не все, разумеется, а самые энергичные и жизнелюбивые. Есть такие харизматики и среди растений. Были бы людьми, пошли бы в политику, стали бы губернаторами или поп-звездами. Да Бог рассудил иначе, и вот они цветут в конце декабря, накануне нового тысячелетия: две червонные, две белые, две желтые и две – кораллового цвета. Только сейчас, перечисляя, вдруг поняла, что цветут-то они в неожиданном зимнем ненастье парами!
Каждое лето именно эти розовые кусты цвели наиболее обильно, ветки буквально сгибались под водопадным изобилием тяжелых, молодых и пышных роз. А сейчас, пережидая зимний неуют, они осторожно и не сразу выплескивают нежные лепески за пределы бутона и, как влюбленные пары, жмутся друг к другу, совместно отражая череду невзгод. И главную из них – нездешний, чужестранный, экзотический мороз.
Измученный большими холодами,Поскрипывает сад, как парусник бортами.Как будто он плывет в ночи и утром ранним,Торосами затерт на Севере на Крайнем.К утру полураскрытые бутоны, оледенев, звенели на ветру, как хрустальные бокалы. Сквозь ледяную хрустящую корочку плескались цветные винные блики: розы – в торосах хрусталя… Прекрасно – но мертво. Конец эпохи.
Зато в нашем доме все заметно повеселели, разрумянились, ощутимо расцвели бодростью – почуяли родное.
Все, кроме рыжей английской кошечки, которая неумело скользила по наледи на краю лесного заповедника, меховой шкурой сползающего с холма, на вершине которого мы и живем.
На второй уже день случилась оттепель. Да какая: с минус десяти до плюс одиннадцати; перепад сразу в двадцать градусов! И моя киса тут же повадилась объедать оттаявшие ростки на розовых кустах. Неужели же даже розы съедобны? Не ответ ли это на извечный вопрос практичных деловых людей: есть ли польза от красоты? Котам, наверное, виднее…
Я бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами, что оттаявшие мои розы не только не погибли, но и пошли в рост. Сначала каждая из них робко выглянула из тугих пеленок бутона и только потом некоторые (те, что покрупнее – мужчины, наверное, в этой паре) выпростали слегка потемневшие по краям от холода лепестки. Вслед за ними и остальные, помельче, (слабый, как видно, пол) распушили яркие перышки, расплескали в пространстве нежные крылышки лепестков…
И вот распускаются на глазах изумленных домочадцев и упорствуют, и живут, и не увядают, свидетельствую, даже дольше, чем их летняя кровная родня.
Не так ли и человек прижимается к своей паре, если ее осмотрительно нажил (как чудесный поэт А.Б. к своей жене, ученому-химику, на присланной из Канады по электронной почте фотографии с рождественскими пожеланиями вкупе)? Не так ли? – в остудном стылом воздухе эпохи. И не затем ли… Тем более, если волей обстоятельств простирается вокруг саратовца, новгородца, казанца (еtc.) прекрасная, допустим, ванкуверщина или лондонщина.