Сафари как страшный сон

Зверев Сергей Иванович

– Да, ты права, и не только она; был еще первоклассный рюкзак, но он, к сожалению, сгорел в одной перепалке.

– Так что ты напрасно причислил меня к избалованным деткам, я стараюсь, насколько это возможно, все делать сама. Правда, папа иногда вносит свои коррективы, но это скорее от родительской любви ко мне.

– Понятно, – протянул Олег, глядя на звездное небо. – Да, на избалованную ты уж точно не похожа.

– А кто твои родители?

– Мой рассказ об этом не будет длинным. Отца я совсем не знаю, он почти сразу, как я родился, бросил нас с матерью. А мама умерла, когда мне было два года, и меня воспитывала одинокая тетка. Она умерла несколько лет назад. Вот, в сущности, и все.

– Извини, я не знала, – серьезно произнесла Алина.

– За что, это жизнь, а она, как известно, такая, какая есть, и никуда от этого не денешься. Да и потом, я совсем не одинок, у меня есть мой горячо любимый шеф. Надеюсь, он сейчас икает.

Они

продолжали беседовать, и блики костра отражались в их глазах. Невольно оказавшись вдвоем в этом пустынном месте, они, нисколько не таясь друг от друга, раскрывали свои души. Более того, каждый из них сам к этому стремился, хотя раньше ни один из них не отличался чрезмерной откровенностью. Алина раньше касалась личных тем только с Толиком, но это было совсем по-другому. Это было, наверное, больше дружеское, но при этом она не чувствовала большой теплоты и порой понимания. Да и если признаться самой себе, Толика не очень интересовал ее внутренний мир, он больше занимался тем, что строил грандиозные планы на будущее. Здесь же она ощущала, как Олег искренне и с интересом ее слушает. А что касается Савичева, то за его веселым и добродушным нравом скрывалась некоторая замкнутость. Он никогда ранее не говорил ни с кем о сугубо личном. Отчасти оттого, что считал это маловажным для других, а вторая причина заключалась в том, что ему было просто не с кем вот так поговорить. Его многочисленные приятели и подружки больше годились для веселых пирушек и гулянок, чем для сокровенных разговоров, а с Алиной ему было легко говорить обо всем.

– Олег, я думаю о том, как сейчас тяжело тем, кто нас ждет. Я очень хорошо знаю своего отца, он теперь не находит места и наверняка клянет себя за то, что позволил мне уехать в Африку, а я даже не могу ему сказать, что жива.

– Может, завтра мы кого-нибудь встретим, и тогда ты сможешь его обрадовать.

– Я с нетерпением жду этого, – Алина глубоко вздохнула. – Мы с тобой совсем заболтались. Наверное, нам пора ложиться спать.

– Да, конечно, ты ложись, а я подежурю.

– Разве это необходимо? Мы же здесь совершенно одни.

– Надо глядеть за огнем, – сказал он Алине, но ответил так лишь для того, чтобы ее успокоить. Про себя же он подумал: «Да и лишняя предосторожность не помешает». Мысль о том, что кто-то незримо находится здесь, не покидала его. Он не говорил об этом Алине, боясь поселить в ее душе излишние надежды или, наоборот, опасения. Но сам постоянно думал об этом.

– Тогда давай дежурить по очереди, тебе тоже надо отдохнуть. А то и я спать не буду.

– Хорошо, первый на посту буду я, а потом разбужу тебя.

Алина легла на свою подстилку и закрыла глаза. Около костра было тепло и уютно, но сон не сразу пришел к ней. Спустя некоторое время она почувствовала, как Савичев заботливо ее накрывал оставшимися у них сорочками, а ноги прикрыл широкими брюками. Она улыбнулась, но ничем не выдала этого. Постепенно она погрузилась в глубокий сон.

Савичев, облокотясь о ствол пальмы, глядел на нее. Незаметно эта девушка стала для него совсем не посторонним человеком, ему постоянно хотелось делать для нее что-то приятное и нужное, и это происходило с ним, с Савичевым. «Чудны дела твои, Господи», – ухмыльнувшись, подумал Олег и тихо, стараясь не разбудить Алину, положил в костер две толстые ветки.

Алина открыла глаза, когда на востоке явственно обозначился рассвет. Она перевела взор на Савичева, который так и сидел у пальмы и улыбался ей.

– Как спалось тебе, красавица? – спросил он.

– Почему ты меня не разбудил, мы же с тобой договорились? Значит, я тут дрыхла, а ты всю ночь меня караулил? Какая же я бессовестная. – Алина не притворно надула губы.

– Да будет тебе. Я тоже поспал достаточно. Просто посчитал, что будить тебя не имеет никакого смысла. – Савичев лукавил. За всю ночь он только урывками ненадолго впадал в забытье.

– Ты не врешь?

– Конечно, нет. Сейчас мы с тобой попьем кофе и отведаем наше любимое фирменное блюдо. – Олег протянул Алине турку со свежесваренным, но немного остывшим кофе и вымытые финики. – Ты не передумала насчет прогулки по нашему оазису?

– Почему я должна передумать? Мне эта идея, наоборот, очень понравилась. Позавтракаем и пойдем.

– Ты не спеши, у нас весь день впереди. – Савичев с удовольствием глядел на то, как она ела.

Закончив утреннюю трапезу, они отправились исследовать оазис. Как правильно определил Савичев, он был небольшим. Его можно было обойти за час спокойным шагом. Большая его часть состояла из финиковых пальм и была легка для прохода. И только северная часть оазиса заросла густой песчаной акацией и другими кустарниками. Там продвижение было довольно трудным, и они ограничились только созерцанием этой части. Если Алине эта экскурсия была интересна с сугубо профессиональной точки зрения, она изучающе смотрела на местную растительность, то Савичева заботило совсем иное.

Внимательным взглядом он осматривал каждый клочок местности, надеясь обнаружить то, ради чего он и пошел сюда с Алиной. Внутренне он давно настроил себя на возможную встречу, хотя и не знал, что можно было ожидать от нее. В его кармане в удобном положении лежал открытый перочинный нож. В умелых руках этот предмет мог стать довольно опасным оружием, а Савичев умел обращаться с подобными вещами. Но он все же очень надеялся, что эти меры предосторожности будут абсолютно ненужными. Они обошли весь оазис, но ничего, что могло раскрыть его тайну, узнать так и не удалось. Это озадачивало Савичева. То, что они никого не встретили, совсем не развеяло у него сомнения насчет того, что они здесь одни. Напротив, не найдя ожидаемого ответа, он еще больше желал разгадки этой тайны. За все время пути они почти не разговаривали. Время пролетело быстро, и они, обойдя весь оазис, снова оказались в своем лагере.

– Интересная была прогулка, – произнесла Алина, подкладывая новых сучьев в потухающий костер.

– Почти как по ботаническому саду. Я бы сейчас не отказался от водных процедур.

– Неужели тебе хочется идти по жаре к морю?

– Зачем к морю, в колодце вода даже лучше освежает…

* * *

Юрчин, сидя в своем кресле, глядел на экран телевизора. Скоро должны быть новости, и хотя самые свежие он получал непосредственно из министерства, он не пропускал ни одной передачи. Все, что касалось этой ужасной катастрофы, он просто не мог пропустить. Вот уже двое суток миновало с момента крушения самолета, и за это время, кроме ранее спасенных пятерых человек, никого из живых не удавалось найти. Как прагматик, Аркадий Валентинович все более ясно понимал, что шансы на то, что его дочь жива, становятся все более призрачными, но отцовское сердце не могло с этим смириться. Тем более среди погибших Алина не была найдена. Он пунктуально просматривал все новости, идущие по различным каналам, но ничего, что могло его обрадовать, там не находил. Дикторы разных каналов говорили одно и то же – о продолжающихся поисках и возможных шансах.

Состояние, в котором он находился, совсем не располагало к общению, и последние дни все телефонные звонки, кроме мидовских, направлялись его секретарше, которой он заранее дал указание ни с кем его не соединять. Все это время он практически не выходил из своего кабинета, общаясь с внешним миром только посредством телевизора. Вот и сейчас по нему шли новости. После того, как диктор осветил последние мировые события, был показан сюжет о катастрофе над Красным морем, голос за кадром комментировал: «…как сообщалось и ранее, в районе бедствия авиалайнера, следующего из Найроби в Москву, продолжаются поиски пострадавших. На настоящий момент спасено пять человек… из моря спасателями извлечены тела пятидесяти трех человек… о судьбе оставшихся шестнадцати человек ничего не известно… По заявлению представителя спасательной службы, практически не осталось надежды на то, что кто-либо еще будет обнаружен живой… тем не менее поиски продолжаются. Напоминаем, что самолет потерпел аварию вследствие применения одним из пассажиров огнестрельного оружия, о чем успели передать на землю члены экипажа. На борту, по уточненным данным, находилось шестьдесят семь пассажиров и семеро членов экипажа. Пятеро человек сейчас находятся в больнице в городе Ходейдо, их состояние врачи оценивают как стабильное. Самолет принадлежал авиакомпании…»

Юрчин уже просто по инерции досматривал сюжет. То, чего он больше всего боялся, неумолимо на него надвигалось. Временами при приступах отчаяния он включал внутри себя какую-то невидимую кнопку и снова начинал надеяться на лучшее. Но сейчас он просто принимал этот безжалостный удар судьбы. Весь смысл в жизни он связывал со своей единственной дочерью, которую любил безгранично, даже эгоистично. Она была у него поздним и очень желанным ребенком, и с момента появления на свет он окружал ее родительской заботой. Когда он начал строить свой бизнес, он твердо знал, что делает это прежде всего для благополучия Алины. Она ему в этом помогала, чем вызывала у отца искреннее удовлетворение. Аркадий Валентинович не мог даже вспомнить, когда между ними происходили какие-нибудь большие конфликты. Алина действительно была его отрадой и гордостью. Юрчин поймал себя на мысли, что начал думать о дочери в прошедшем времени. Никто не в силах был понять его состояние. Он нажал на кнопку пульта, и экран погас. Сейчас он просто хочет посидеть в тишине, наедине со своими мыслями. Потухший взгляд Аркадия Валентиновича остановился на бутылке водки, которая почти поселилась на его столе, являясь непременным атрибутом среди письменных принадлежностей за две последние недели. Бутылки, конечно, менялись, но содержимое их было одинаковое. Он не спеша взял бутылку и налил половину стакана. Затем прямо бросил туда ломтик лимона, взятый из блюдца. Немного подержав стакан в руке, он почти за один глоток выпил водку и, совсем не морщась, поставил его обратно на стол.