Сага о диком норде
Шрифт:
Остальные шли в хирд уже при мне, и по большей части сами того хотели. Сварт, Видарссон, Аднтрудюр обменяли постылую жизнь на вольную и сложную. Плосконосый, Булочка, Простодушный не захотели оставаться соломенными вояками, у которых рун много, а умений — пшик. А Рыси и деваться некуда было.
Поев, мы наскоро проверили местность вокруг поселения и ни одного драугра не нашли. Так что посоветовали хозяевам починить изгородь, посадить зорких мальчишек на крыши и жить как прежде.
Старик переживал, разберутся ли с мертвяками до
— Разберутся. Самое большее через седмицу всех и упокоят.
— Ага. С бриттами пять десятков зим разбирались, разобраться не смогли, а тут с мертвяками за семь дней…
Не успели мы сделать и шагу отсюда, как к Альрику подошел Гисмунд.
— Теперь идем к дому Хьярти? — набычившись, спросил он.
— Хьярти? — удивился хёвдинг и глянул на меня.
— Вроде бы там остались отец и сестры Гиса, — пожал я плечами.
— И где это?
Наш проводник посмотрел на небо, на перевалившее через зенит солнце и указал на юго-запад.
— Далеко?
— Два дня ходом, один — бегом, — коротко пояснил проводник.
Альрик покачал головой.
— Нет. Мы еще не нашли трех ульверов. Мы пойдем на восток, по реке.
— Ты обещал! — закричал на меня Гис. — Ты говорил, что приведешь помощь!
— Я обещал довести тебя до Сторборга — я довел. А сюда ты сам пошел. Никто ничего тебе не говорил. Ты сам всё придумал. У нас нет обязательств ни перед тобой, ни перед конунгом.
— А молот…
— Молот довел нас до реки.
Гисмунд засопел, думая, что сказать.
— А если… если я соглашусь стать хирдманом, тогда вы пойдете к моей семье? Вам же теперь не хватает воинов.
— Нам много чего не хватает, — мягко сказал Альрик. — Людей, корабля, толкового кормчего, серебра, брони и оружия. Но я не возьму к себе юнца, который будет думать лишь о тех, кто остался позади.
— А как же… — Гис едва сдерживал слезы. — Что же теперь делать?
Я сам дурак. Надо было прогнать его сразу! Знал же, что этим всё и закончится.
— Гис, открой глаза! Ты же шел рядом с нами! — рявкнул я. — Видишь, что драугры все ушли! Ушли на север, к реке, к Сторборгу! Либо твоих родичей поубивали, либо им ничего не грозит. Всё уже случилось, ты понял? Беда лишь в твоем незнании!
Ну всё, разнюнился. Тихо зашмыгал носом, стараясь скрыть потекшие сопли, грубо провел кулаком по щеке, почти ударил, стирая слезы.
— И что… что делать?
Вепрь положил руку на плечо Гиса и неторопливо втолковал:
— Возвращайся. Найди хирд, что идет вдоль реки. Глядишь, очистят берег, вырежут мертвяков и пойдут по деревням.
— Нет! — выпалил парнишка. — Нет, я и один… Я и сам! А вы… а ты еще молот отцов взял!
Развернулся и пошел. На юго-запад, как и показал проводник.
Не успел взять его в стаю. Альрик правильно сказал: сейчас он не о стае будет думать, а о своем логове. Хоть Гисмунд уже не мальчик, уже четыре руны набрал, но
Проводник давно понял, что мы идем не земли от драугров зачищать, потому не напрашивался на дальнейшую дорогу. Остался здесь.
А мы побежали на восток.
По правде, те же слова, что я сказал Гисмунду, подходили и нам. Либо наши парни в безопасности и могут подождать, либо их убили после того, как я их слышал в прошлый раз. Мы можем пойти сразу на север, к берегу Ум, там сойтись с хирдманами, поубивать драугров, поднять хирд по рунам. Каждый из ульверов понимал это.
У нас пять карлов на пятой руне. Один хороший бой — и хирд подскочит в силе неимоверно. Но ни Энок, ни Эгиль, ни, тем более, Видарссон, Сварт или Аднтрудюр не выказывали недовольства.
Драугры — странная штука. Для слабых — это бич, ужас и смерть. Особенно для безрунных бриттов. А для сильных — невероятная возможность стать еще сильнее. Каждая предыдущая руна давалась и мне, и моим собратьям с огромным трудом: мы теряли хирдманов, рисковали жизнями, брали сомнительные дела. А тут невероятное приволье! Главное — не лезть в самую гущу! Выцепляй себе мертвецов по силе и получай благодать.
Да, каждое сражение — это риск. В любом бою ты можешь умереть. И безрунный может убить рунного! Но с драуграми проще сражаться, чем с живыми. У них сохранились силы, некоторые умения, дары, зато кое-что пропало. У них нет чувства плеча, нет злости, страха, хитрости. Они не могут притвориться ранеными, чтобы внезапно перерезать сухожилие на ноге или воткнуть нож в спину. Потому драугры — это проклятие для мирных жителей и благодать для воинов.
Мы бежали не к реке. Рано или поздно нам придется ее пересечь, но сейчас мы выбрали уйти подальше от Сторборга.
* * *
— Что-то изменилось, — сказал Тулле накануне, когда мы ждали возвращения Плосконосого и Айсландера. — Вы чуете?
Я не чуял ничего особенного.
— Нити… их стало больше, и они пляшут.
— Около нас больше или…
— Повсюду. Темные. Словно паук прыгнул в центр паутины, и каждая ниточка задрожала.
— И что это значит? — угрюмо спросил Вепрь. Ему не нравились подобные разговоры.
— Не знаю. Но мы сейчас направляемся как раз к пауку. Будь моя воля, я бы бежал в другую сторону. Это почти как боль. Как зуд, который невозможно унять.
Альрик неторопливо провел гребнем по грязным спутавшимся волосам, потом сказал:
— Значит, уйдем. Найдем ульвера и уйдем.
— А Гис? — спросил я, оглядываясь на мальчишку. Он шел в стороне, часто оглядываясь.
— Я бы отправил тебя с ним, да ты нужен здесь. Так что...