Сага о Форсайтах, том 2
Шрифт:
— Он говорил, что у тебя прелестный дом, что ты ухаживала за ним, как ангел.
— Не как ангел, а как светская молодая женщина. Это пока еще не одно и то же.
— Энн была так благодарна. Она тебе говорила?
— Да. Но по секрету скажу тебе, что мы, кажется, отправили Фрэнсиса домой циником. Цинизм у нас в моде. Ты заметил ею во мне?
— По-моему, ты его напускаешь на себя.
— Ну, что ты? Я его отбрасываю, когда говорю с тобой. Ты всегда был невинным младенцем. Не улыбайся — был! Поэтому тебе и удалось от меня отделаться. Ну,
— И я не думал. Жаль, что Энн еще не встала.
— Ты не говорил ей обо мне.
— Почему ты знаешь?
— По тому, как она смотрит на меня.
— К чему было говорить ей?
— Совершенно не к чему. Что прошло... А забавно всетаки с тобой встретиться. Ну, руку. Пойду к Колли.
Их руки встретились над его тарелкой с вареньем.
— Теперь мы не дети, Джон. Так до завтра. Мой дом тебе понравится. A rivederci!
Поднимаясь по лестнице, она упорно ни о чем не думала.
— Можно войти, Холли?
— Флер! Милая!
На фоне подушки смуглело тонкое лицо, такое милое и умное. Флер подумалось, что нет человека, от которого труднее скрыть свои мысли, чем от Холли.
— Вот счета, — сказала она. — В десять мне предстоит разговор с этим ослом-чиновником. Это вы заказали столько окороков?
Тонкая смуглая рука взяла счета, и на лбу между большими серыми глазами появилась морщинка.
— Девять? Нет... да. Правильно. Вы видели Джона?
— Да. Единственная ранняя птица. Приходите все к нам завтра к завтраку.
— А вы думаете, что это будет разумно. Флер?
— Я думаю, что это будет приятно.
Она встретила пытливый взгляд серых глаз твердо и с тайной злостью. Никто не посмеет прочесть у нее в мыслях, никто не посмеет вмешаться!
— Ну отлично, значит, ждем вас всех в час тридцать. А теперь мне надо бежать.
И она побежала, но так как ни с каким «ослом-чиновником» ей встретиться не предстояло, она вернулась в Гринпарк и села на скамейку.
Так вот какой Джон теперь! Ужасно похож на Джона — тогда! Глаза глубже, подбородок упрямей — вот, собственно, и вся разница. Он все еще сияет, он все еще верит во что-то. Он все еще восхищается ею. Д-да!
В листьях над ее головой зашумел ветерок. День выдался на редкость теплый — первый по-настоящему теплый день с самой пасхи! Что им дать на завтрак? Как поступить с папой? Он не должен здесь оставаться! Одно дело в совершенстве владеть собой; в совершенстве владеть собственным отцом куда труднее. На ее короткую юбку лег узор из листьев, солнце грело ей колени; она положила ногу на ногу и откинулась на спинку скамьи. Первый наряд Евы — узор из листьев... «Разумно?» — сказала Холли. Как знать?.. Омары? Нет, что-нибудь английское. Блинчики непременно. Чтобы отделаться от папы, нужно напроситься к нему в Мейплдерхем, вместе с Китом, на послезавтра; тогда он уедет, чтобы все для них приготовить. Мама еще не вернулась из Франции. Эти уедут в Уонсдон. Делать в городе нечего. Солнце пригревает затылок — хорошо! Пахнет травой... жимолостью!
Х. ПОСЛЕ ЗАВТРАКА
Что из всех человеческих отправлений самое многозначительное — это принятие пищи, подтвердит всякий, кто участвует в этих регулярных пытках. Невозможность выйти из-за стола превращает еду в самый страшный вид человеческой деятельности в обществе, члены которого настолько культурны, что способны проглатывать не только пищу, но и собственные чувства.
Такое представление, во всяком случае, сложилось у Флер во время этого завтрака. Испанский стиль ее комнаты напоминал ей, что не с Джоном она провела в Испании свой медовый месяц. Один курьез произошел еще до завтрака. Увидев Майкла, Джон воскликнул:
— Алло! Вот эго интересно! Флер тоже была в тот день в Маунт-Вернон?
Это что такое? От нее что-то скрыли?
Тогда Майкл сказал:
— Помнишь, Флер? Молодой англичанин, которого я встретил в Маунт-Вернон?
— "Корабли, проходящие ночью", — сказала Флер.
Маунт-Вернон! Так это они там встретились! А она нет!
— Маунт-Вернон — прелестное место, Но вам нужно показать Ричмонд, Энн. Можно бы поехать после завтрака. Тетя Уинифрпд, вы, наверно, целый век не были в Ричмонде. На обратном пути можно заглянуть в Робин-Хилл, Джон.
— Твой старый дом, Джон? О, поедемте!
В эту минуту она ненавидела оживленное лицо Энн, на которое смотрел Джон.
— А вельможа? — сказал он.
— О, — быстро вставила Флер, — он в Монте-Карло. Я только вчера прочла. А ты, Майкл, поедешь?
— Боюсь, что не смогу. У меня заседание комитета. Да и в автомобиле места только на пять человек.
— Ах, как было бы замечательно! Уж эта американская восторженность!
Утешением прозвучал невозмутимый голос Уинифрид, изрекший, что это будет приятная поездка, — в парке, вероятно, расцвели каштаны.
Правда, что у Майкла заседание? Флер часто знала, где он бывает, обычно знала более или менее, что он думает, но сейчас она была как-то не уверена. Накануне вечером, сообщая ему об этом приглашении к завтраку, она позаботилась сгладить впечатление более страстным, чем обычно, поцелуем — нечего ему забивать себе голову всякими глупостями относительно Джона. И еще, когда она сказала отцу: «Можно нам с Китом приехать к тебе послезавтра? Но ты, пожалуй, захочешь попасть туда днем раньше, раз мамы нет дома», как внимательно она вслушивалась в тон его ответа.
— Хм! Х-хорошо! Я поеду завтра утром.
Он что-нибудь почуял? Майкл что-нибудь почуял? Она повернулась к Джону.
— Ну, Джон, что ты скажешь про мой дом?
— Он очень похож на тебя.
— Это комплимент?
— Дому? Конечно.
— Значит, Фрэнсис не преувеличил?
— Нисколько.
— Ты еще не видел Ккта. Сейчас позовем его. Кокер, попросите, пожалуйста, няню привести Кита, если он не спит... Ему в июле будет три года; уже ходит на большие прогулки. До чего мы постарели!