Сага о Форсайтах, том 2
Шрифт:
— Академики! — воскликнула Джун так страстно, что Майкл вздрогнул. Ну, если вы еще верите в них...
— Да нет же, — сказал Майкл.
— Харолд — единственный рафаэлит; конечно, ему подражают, но он будет и последним. Так всегда бывает. Великие художники создают школы, но их школы очень немногого стоят.
Майкл с новым интересом взглянул на «первого и последнего рафаэлита». Лицо ему не понравилось, но в нем, как в лице припадочного, была какая-то сила.
— Разрешите посмотреть? Интересно, мой тесть знаком с вашими работами?
— Сомс! — сказала Джун, и Майкл опять вздрогнул. — Он начнет коллекционировать Харолда, когда нас никого в живых не будет. Вот, посмотрите!
Майкл отвернулся от рафаэлита, пожимавшего плотными плечами. Перед ним был, несомненно, портрет Джун. Большое сходство, гладкая манера письма, зеленые и серебристые тона, и вокруг головы — намек на сияние.
— Предельная чистота линий и красок! И вы думаете, это повесили бы в Академии?
«По-моему, как раз это и повесили бы», — подумал Майкл, стараясь выражением лица не выдать своего мнения.
— Мне нравится этот намек на сияние, — проговорил он.
Рафаэлит разразился резким, коротким смешком.
— Я пойду погуляю, — сказал он. — К ужину вернусь. До свидания.
— До свидания, — сказал Майкл не без облегчения.
— Конечно, — сказала Джун, когда они остались одни, — он единственный, кто мог бы написать портрет Флер. Он прекрасно уловил бы ее современный стиль. Может быть, она захочет. Вы знаете, все против него, ему так трудно бороться.
— Я спрошу ее. Но скажите, почему все против него?
— Потому что он прошел через все эти пустые новаторские увлечения и вернулся к чистой форме и цвету. Его считают ренегатом и обзывают академиком. Так бывает со всеми, у кого хватает мужества восстать против моды и творить, как подсказывает собственный гений. Я уже в точности знаю, что он сделает из Флер. Для него это была бы большая удача, потому что он очень горд, а ведь заказ исходил бы от Сомса. И для нее, конечно, прекрасно. Ей бы надо ухватиться за это, через десять лет он будет знаменит.
Майкл сомневался, что Флер за это «ухватится» или что Сомс даст заказ, и ответил осторожно:
— Я позондирую ее. Кстати, у нас сегодня завтракала ваша сестра Холли и ваш младший брат с женой.
— О! — сказала Джун. — Я еще не видела Джона, — и прибавила, глядя на Майкла честными синими глазами: — Зачем вы пришли ко мне?
Перед этим вызывающим взглядом вся дипломатия Майкла пошла насмарку.
— Откровенно говоря, — сказал он, — я хотел узнать у вас, почему Флер разошлась с вашим братом.
— Садитесь, — сказал Джун и, подперев рукой острый подбородок, посмотрела на него, переводя взгляд из стороны в сторону, как кошка.
— Я рада, что вы прямо спросили. Терпеть не могу, когда говорят обиняком. Разве вы не слышали про его мать? Ведь она была первой женой Сомса.
— О! — сказал Майкл.
— Ирэн, — и Майкл почувствовал, как при звуке этого имени в Джун шевельнулось что-то глубокое и первобытное. —
— А потом? — спросил Майкл, когда она замолчала.
— Детям все рассказали; и тут как раз умер мой отец, Джон пожертвовал собой и увез мать в Америку, а Флер вышла замуж за вас.
Так вот оно что! Несмотря на краткость и отрывочность ее рассказа, он чувствовал, как много здесь кроется трагических переживаний. Бедные ребятки!
— Я всегда об этом жалела, — неожиданно сказала Джун. — Ирэн должна была бы пойти на это. Только... только они не были бы счастливы. Флер большая эгоистка. Вероятно, Ирэн поняла это.
Майкл попробовал возмутиться.
— Да, — сказала Джун, — вы хороший человек, я знаю, вы слишком хороши для нее.
— Неправда, — резко сказал Майкл.
— Нет, правда. Она не плохая, но очень эгоистична.
— Не забывайте, пожалуйста...
— Сядьте! Не обижайтесь на мои слова. Я просто, знаете ли, говорю правду. Конечно, все это было очень тяжело. Сомс и мой отец были двоюродные братья. А дети были отчаянно влюблены.
И снова от ее фигурки на Майкла повеяло глубоким и первобытным чувством, и в нем самом проснулось что-то глубокое и первобытное.
— Грустно! — сказал он.
— Не знаю, — быстро подхватила Джун, — не знаю; может быть, все вышло к лучшему. Ведь вы счастливы?
Как под дулом револьвера, он встал навытяжку и отрапортовал:
— Я-то да, но она?
Серебристо-зеленая фигурка выпрямилась. Джун схватила его за руку и сжала ее. В этом движении была ужасающая искренность, и Майкла это тронуло. Ведь он видел ее до сих пор всего два раза!
— Как бы там ни было, Джон женат. Какая у него жена?
— Внешность прелестная, кажется — очень милая.
— Американка, — глубокомысленно изрекла Джун. — А Флер наполовину француженка. Я рада, что у вас есть сын.
Майкл в жизни не встречал человека, чьи слова, сказанные без всякого умысла, вселяли бы в него такую тревогу. Почему она рада, что у него сын? Потому что это страховка... от чего?
— Ну, — пробормотал он, — очень рад, что я наконец узнал, в чем дело.
— Напрасно вам раньше не сказали; впрочем, вы и сейчас ничего не знаете. Нельзя понять, что такое семейные распри и чувства, если сам их не пережил. Я-то понимаю, хоть и сердилась из-за этих детей. Видите ли, в давние времена я сама держала сторону Ирэн против Сомса. Я хотела, чтобы она еще в самом начале ушла от него. Ей прескверно жилось, он был такой... такой слизняк, когда дело шло о его драгоценных правах; и гордости настоящей в нем не было. Подумать только, навязываться женщине, которая вас не хочет!