Сага о Форсайтах
Шрифт:
Голоса! Майкл и Барт идут сюда. Барт приметил насчет Уилфрида. Ужасно наблюдательный "Старый Барт". Ей всегда бывало не по себе в его обществе - он такой живой, непоседливый, но что-то в нем есть установившееся, старинное, что-то общее с Тинг-а-Лингом, что-то поучительное, вечно напоминающее ей о том, что она сама слишком суетна, слишком современна. Он как на привязи: может двигаться только на длину этой старомодной своей цепи; но он невероятно умеет подмечать все. Однако она чувствует, что он восхищается ею, - да, да!
Ну, как ему понравились карикатуры? Стоит ли Майклу их печатать, и давать ли подписи, или не надо?
Сняв платье, Флер прикинула новое, придерживая его подбородком.
– Можно тебя поцеловать?
– послышался голос, и двойник Майкла вырос за ее собственным изображением в зеркале.
– Некогда, милый мой мальчик! Помоги мне лучше, - она натянула платье через голову.
– Застегни три верхние крючка. Тебе нравится? Ах да, Майкл! Может быть, завтра к обеду придет Гэрдон Минхо - Уилфрид занят. Ты его читал? Садись, расскажи мне о его вещах. Романы, правда? Какого рода?
– Ну, ему всегда есть что сказать. Хорошо описывает кошек. Конечно, он немного романтик.
– О-о! Неужели я промахнулась?
– Ничуть. Наоборот, очень удачно. Беда нашей публики в том, что говорят они очень неплохо, но сказать им нечего. Они не останутся в литературе.
– А по-моему, они именно потому и останутся. Они не устареют.
– Не устареют? Как бы не так!
– Уилфрид останется...
– Уилфрид? О, у него есть чувства, ненависть, жалость, желания, во всяком случае, иногда появляются; а когда это бывает, он пишет прекрасно. Но обычно он просто пишет ни о чем - как и все остальные.
Флер поправила платье у выреза.
– Но, Майкл, если это так, то у себя мы... я встречаюсь совсем не с теми людьми, с которыми стоит.
Майкл широко улыбнулся.
– Милое мое дитя! С теми, кто в моде, всегда стоит - встречаться, только надо хорошенько следить и менять их У
– Но, Майкл, ведь ты не считаешь, что Сибли не переживет себя?
– Сиб? Конечно нет.
– Но он так уверен, что все остальные уже отжили свой век или отживают. Ведь у него настоящий критический талант.
– Если бы я понимал в искусстве не больше Сибли, я бы завтра же ушел из издательства.
– Ты понимаешь больше, чем Сибли Суон?
– Ну конечно, я больше понимаю. Вся критика Сиба сводится к высокому мнению о Сибе - и самой обыкновенной нетерпимости ко всем остальным. Он их даже не читает. Прочтет одну книгу каждого автора и говорит: "Ах, этот? Он скучноват", или "он - моралист", или "он сентиментален", "устарел", "плетет чушь", - я сто раз это слышал. Конечно, так он говорит только о живых. С мертвыми авторами он обходится иначе. Он вечно выкапывает и канонизирует какого-нибудь покойника - этим он и прославился. В литературе всегда были такие Сибы. Он яркий пример того, как человек может внушить о себе какое угодно мнение. Но, конечно, в литературе он не останется: он никогда ничего не создал своего - даже по ошибке.
Флер упустила нить разговора. Да, платье ей очень к лицу - прелестная линия. Можно снять - надо еще написать три письма, прежде чем одеваться.
Майкл, снова заговорил:
– Ты послушай меня, Флер. Истинно великие люди не болтают и не толкаются в толпе - они плывут одни в своих лодочках по тихим протокам. Но из протоков выходят потоки! Ого, как я сказал! Прямо - mot! Или не совсем mot?
– Майкл, ты на моем месте сказал бы Фредерику Уилмеру, что он встретит Губерта Марсленда у меня за завтраком на будущей неделе? Будет это для него приманкой или отпугнет его?
– Марсленд - милая старая утка, а Уилмер - противный старый гусь; право, не знаю!
– Ну, будь же серьезен, Майкл, - никогда ты мне не поможешь ничего устроить. Не щекочи мне, пожалуйста, плечи!
– Дорогая, ей-богу, не знаю. У меня нет, как у тебя, таланта на такие дела. Марсленд рисует ветряные мельницы, скалы и всякие штуки - я сомневаюсь, слышал ля он что-нибудь об искусстве будущего. Он просто уникум в смысле умения держаться далеко от современности. Если ты думаешь, что ему будет приятно встретиться с вертижинистом... [7]
– Я не спрашиваю тебя, захочется ли ему встретиться с Уилмером; я спросила тебя, захочет ли Уилмер встретиться с ним.
– Ну, Уилмер только скажет: "Люблю маленькую миссис Монт, уж очень здорово она кормит", и ты действительно хорошо кормишь, детка. А вертижинисту нужно хорошо питаться, иначе у него голова не закружится.
Перо Флер снова быстро забегало по бумаге - строчки стали чуть неразборчивее. Она пробормотала:
– По-моему, Уилфрид выручит - ведь тебя не будет.
Один, два, три, Каких женщин звать?
– Для художников? Хорошеньких и толстеньких; ума не требуется.
Флер рассердилась:
– Где же мне взять толстых? Их теперь и не бывает.
– Ее перо бегло застрочило:
"Милый Уилфрид, в пятницу завтрак: Уилмер, Губерт Марсленд и две женщины. Выручайте!
Всегда Ваша Флер".
– Майкл, у тебя подбородок - как сапожная щетка!
– Прости, маленькая; у тебя слишком нежные плечи. Барт сегодня дал Уилфриду замечательный совет, когда мы шли сюда.
Флер перестала писать.