Сага о Гильгамеше
Шрифт:
– - Что заставило тебя явиться сюда, Курлиль? И отчего лицо твоё в крови, а спина надломлена, словно под тяжестью неподъёмной ноши?
– - Это кровь быка, коего я заклал в честь твоей победы, господин. А спину мне согнула хворь, вот уже много лет преследующая твоего верного слугу.
– - Тогда иди и лечись, санга. Эта победа не доставляет мне радости.
Молитвенно сложив руки, Курлиль отступил во тьму. Гильгамеш приподнялся в колеснице. Вдохнув сыроватый запах ночи, он проорал:
– - Ищите Бирхутурре, воины! Кто найдёт его, получит награду.
Воины оживились, забегали по лагерю. Отовсюду зазвучали голоса:
– - Цепью, цепью пройтись...
– - На столбе он был. Там надобно искать.
– - Где этот столб?
– - Может,
Вскоре к Гильгамешу подбежал запыхавшийся ратник.
– - Мы нашли героя Бирхутурре, господин.
– - Где он?
– спросил вождь.
– - Возле реки, повелитель. Я проведу тебя.
– - Стой, - Гильгамеш схватил воина за плечо.
– Он жив?
– - Да, господин. Но...
– воин замялся, - Часы его сочтены.
– - Веди, - севшим голосом приказал Гильгамеш.
Боец подвёл его к пологому берегу Ефврата. Здесь недавно стояли корабли Киша, а сейчас повсюду валялись осколки кувшинов, доски, разный мусор, виднелись многочисленные следы людей и животных, в земле белело рассыпанное зерно. Среди всего этого беспорядка на старой потёртой шкуре лежал воин. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - он обречён, и никакой самый искусный лекарь не поможет ему. Демоны галлу уже окружили его и приплясывали от нетерпения, ожидая, когда душа могучего бойца оставит измученное тело. Слёзы брызнули из глаз Гильгамеша, когда он увидел своего верного слугу в столь печальном виде. Следы истязаний обезобразили его лицо, изуродовали грудь и живот. Даже милосердно прикрытые ночным мраком, они были слишком ужасны, чтобы вождь мог унять клокочущую горечь. Упав на колени, он вымолвил сдавленным голосом:
– - Прости меня, Бирхутурре, что я послал тебя на верную смерть. Страх обуял меня, ненависть затмила разум. Твои раны - это мои раны. Они терзают мою душу, как терзают твою плоть. Что сделать мне, чтобы облегчить твои страдания?
– - Не укоряй себя, господин, - слабым голосом ответил Бирхутурре.
– Ты победил Акку, и тем отомстил за меня. Утешённым я предстану перед Эрешкигаль. Святилище Инанны уцелело. Теперь прощай. Позволь мне в последний раз насладиться покоем.
Гильгамеш покорно отступил на несколько шагов. Понурив голову, он стоял и смотрел, как Бирхутурре бросает последний взор на небесных овец [25] . Лицо ратника постепенно каменело, глаза превращались в янтарные капли. Наконец, он испустил дух. Вождь приказал вырыть для него глубокую яму, положить туда оружие, фаянсовую посуду, несколько корзин ячменя, пару кувшинов с водой и драгоценную медную подставку. Когда всё это было выполнено, рабы опустили в могилу завёрнутое в циновку тело почившего военачальника. На месте погребения Гильгамеш заколол десять быков и устроил поминальный пир, на который пригласил всех военачальников и старейшин Больших домов, выпущенных по случаю победы из заточения. Каждый воин получил от него по невольнику, а командиры - богатые земельные угодья. Празднества продолжались три дня.
25
Небесные овцы - звёзды.
Полутёмная прихожая клубилась духотой, источала въевшийся запах потных тел и известковой пыли. Красноватый зигзагообразный узор тускло поблёскивал на стенах, в дальних углах виднелись тростниковые корзины, на полу лежали истрёпанные циновки. Возле входа скорчилась девочка-служка. Она дремала, прислонившись щекой к рельефному изображению Инанны на стене. Нарахи приблизился к ней, тронул за плечо.
– - Я пришёл к Шамхат, - сказал он.
– Может ли несравненная дочь Звезды Восхода принять меня?
Девчушка хлопнула огромными глазищами, вскочила с тростникового табурета и умчалась в коридор. Нарахи остался ждать. Он побродил по прихожей, выглянул на улицу, покачал головой. В городе ему не нравилось. Слишком пыльно, слишком шумно, слишком много странных людей. Даже на постоялом дворе, где он
К нему вышла женщина, очень красивая, в туго перетянутой льняной тунике и кожаных сандалиях. Молочная чистота её лица, густо натёртого белилами, подчёркивалась мерцающей чернотой выкрашенных углём зубов. Изящно подведённые глаза переливались сине-фиолетовым светом. В ушах покачивались тяжёлые золотые серьги с самоцветами, короткие чёрные волосы, уложенные в пышное каре, переплетались жёлтыми, красными и голубыми ленточками. Каждое её движение сопровождалось лёгким перезвоном многочисленных браслетов на запястьях и лодыжках, на выступающей груди покоилось изумительное жемчужное ожерелье. Тело её распространяло чудный запах, ударявший в голову и заставлявший сердце биться гулко и призывно. Ошарашенный красотой вошедшей, Нарахи стоял, не в силах вымолвить ни слова. Видя его растерянность, женщина улыбнулась, сказала:
– - Мир тебе, гость святилища Инанны! Ты звал Шамхат?
– - Да, прекраснейшая из смертных, - ответил Нарахи.
– Я звал тебя.
– - О нет, я не Шамхат. Моё имя - Геме-Тирари. Как и Шамхат, я посвятила душу и тело нашей владычице Инанне. Могу ли я заменить тебе предмет твоих желаний?
– - Увы, - ответил селянин, чуть поколебавшись.
– Мне нужна только Шамхат.
– - Что ж, - непринуждённо ответила женщина.
– Тогда тебе придётся подождать. Посиди здесь, рабы вынесут фиников и сикеры. Впрочем, ты можешь попросить Шамхат о дне и часе встречи, когда она будет свободна только для тебя. Что выбираешь?
– - Я не могу ждать другого дня, восхитительная Геме-Тирари. Передай Шамхат, что я отдам трёх волов и десять мешков ячменя за встречу с ней. Передай ей это, о прелестница, угодная Инанне, и пусть печень её растопится для Нарахи, земледельца из Дома Орла.
– - Хорошо, я передам ей это, - женщина ещё раз улыбнулась чернозубой улыбкой и ушла, позвякивая браслетами.
Нарахи как зачарованный смотрел ей вслед, потом тихо выдохнул и опустился на циновку. Две маленькие рабыни вынесли ему кувшин сикеры и блюдо фиников, но селянин даже не притронулся к ним. Предстоящая встреча тревожила его. Мысль, подсказанная ему стариками и выглядевшая поначалу столь соблазнительной, теперь казалась всё более странной и нелепой. Возможно, на него так подействовал город с его диковинными обычаями и незнакомыми людьми. Он тосковал по деревне, по тому миру, где всё было просто и незатейливо. Дом неба подавлял его своей громадой. Ему казалось, что каждый камешек здесь, каждая пылинка дышат присутствием Инанны. Это был отголосок давней детской мечты о чуде, той мечты, что живёт в нас всю жизнь, являясь во снах, приходя в моменты любви и одиночества. Поглощённый этими переживаниями, селянин не заметил, как заснул. Тело его, утомлённое дневными заботами, незаметно расслабилось в прохладе храма, руки безвольно упали, отяжелевшие веки опустились вниз. Спал он без сновидений, целиком растворённый в пучине беспамятства. Спустя некоторое время его разбудил весёлый женский голос. Нарахи очнулся и испуганно заморгал. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где он находится.
– - Ты - Нарахи?
– спрашивала его высокая стройная девушка, сверкая ослепительной улыбкой. У неё были неряшливо распущенные русые волосы, маленький нос и большие голубые глаза. По всей видимости, она была не местной. Сглаженность скул и светлые волосы указывали, что родина её находится далеко на севере, среди бескрайних лесов и снежных гор. Красота её показалась Нарахи какой-то блеклой, особенно в сравнении с точёным великолепием Геме-Тирари. Выгоревшая на солнце кожа пергаментом обтягивала тощее тело, нечёсаные волосы спутанными космами низвергались на плечи. Если это и была пресловутая Шамхат, облик её глубоко разочаровал Нарахи. Поистине, странны и непонятны были вкусы горожан, восторгавшихся столь неприглядным товаром.