Сага о Гильгамеше

Волобуев Вадим

Ур-Нин остановился, разгоряченно глядя на вождя.

– - Ну и что это такое?
– недовольно спросил Гильгамеш.
– Мотыги, гвозди... Что всё это значит?

– - Это загадка, повелитель, - испуганно ответил певец.

– - Вижу, что загадка, - пробурчал вождь.
– Да больно уж мудрёна. Глупую загадку ты мне загадал, Ур-Нин. Ничего не понятно.

– - Глупую, господин, - покорно согласился певец.

– - Вот-вот. Ты за кого меня принимаешь? Я тебе не пьянчуга из харчевни. Слышишь меня?

– - Слышу, господин.

– -

Вот так. И слушай. Ничего я в твоей паршивой загадке не уразумел. Что это: жало, плащ Думузи? Как такое может быть?

– - Это скат, господин.

– - Что? Какой ещё скат? Разве скат такой?
– Гильгамеш распалился, лицо его пошло пятнами.
– Где у ската гребень, а? Почему молчишь?

– - Это только сравнение, господин, - пробормотал певец севшим голосом.

– - Что? Ты смеешь мне перечить? Напрасно я подарил тебе подставку. Ведёшь себя как скотина. Я тебе доверял, а ты? Отвечай!

– - Я могу спеть тебе ещё одну песню, повелитель, - торопливо пролепетал Ур-Нин, понурив голову.

– - Дались тебе эти песни, - проворчал Гильгамеш.
– Ты что же, задобрить меня хочешь?

– - Я знаю песню про великий город Урук.

– - Про Урук?
– повторил вождь.
– Про Урук - это хорошо.
– Гильгамеш, прищурившись, оглядел комнату. Ему показалось, что она наполнилась лёгкой дымкой, очертания смазывались, повсюду шныряли какие-то зыбкие тени. Все звуки доносились словно сквозь толстое полотно. Он потёр глаза, встряхнул головой.
– Давай... про Урук, - медленно выговорил он, с трудом ворочая языком.

Музыканты вновь грянули что-то торжественное. Ур-Нин оглушительно завопил:

– - О город! Лик твой внушает страх! – - Стены ужас сеют в богах! – - За ними - гул и воинов кличи, – - Улицы - сеть, ловушка для дичи, – - Пусть только враг подступиться рискнёт, – - Он в западню прямиком попадёт...

– - Да, в западню!
– неожиданно рявкнул Гильгамеш, срываясь с места.
– В западню, не будь я внук Солнца!

Из опрокинутого светильника полилось дорогое масло. Музыканты замерли. Оцепенев от ужаса, они наблюдали, как вождь обвёл всех мутным взором, усмехнулся чему-то, затем смачно плюнул на раскрашенный пол.

– - Ну, чего замолчали, отродье гиены?

Потеряв головы от страха, музыканты заиграли что-то лихое и разнузданное. У Гильгамеша взбурлила кровь, ноги сами пошли в пляс.

– - Вот так! Оп-ля! Ай да мы, - приговаривал он, по-обезьяньи кривляясь и выделывая несусветные коленца.

Ур-Нин испуганно выбежал из комнаты. Музыканты продолжали отчаянно наяривать плясовую. Откуда ни возьмись, в комнате появились две полуобнажённые акробатки. Похотливо извиваясь, они закружились вокруг Гильгамеша, гибкие как пантеры и прекрасные как лани. Охваченный звериным влечением, вождь сорвал с одной из них короткую юбку, швырнул рабыню

на пол. Девушка ахнула, больно ударившись спиной. Гильгамеш потянул с себя одежду, в сладострастном ослеплении навалился на акробатку, обхватил её тонкое тело и блаженно заурчал. Рядом продолжала изгибаться в танце вторая рабыня, музыканты, вконец обезумев, играли свой бешеный мотив, а Гильгамеш, рыча от возбуждения, возил по полу окаменевшее в судороге тело акробатки и чувствовал, как тёмная злая сила, захлестнувшая его утром и подвигнувшая расправиться с Луэнной, вновь подчиняет себе его мысли и чувства. Ему хотелось крушить и убивать, хотелось ощутить вкус крови на губах, хотелось, чтобы люди в страхе ползали у его ног, а он играючи разбивал им головы медной булавой.

Девушка перестала шевелиться. Закатив глаза, она лежала под ним бездыханным трупом. Гильгамеш потерял к ней интерес. Он поднялся и плотоядно посмотрел на вторую акробатку. Музыканты оборвали мелодию, побросали свои инструменты и выскочили в коридор. Рабыня остановилась и отступила к стене. Гильгамеш медленно приблизился к ней, словно голодный лев к загнанной косуле. С животным хрипом он прижал акробатку к стене, схватил за край юбки, но вдруг некая сила потянула его обратно, заставив взвыть от бешенства. Он забился в чьих-то неразъёмных объятиях, вперив вожделеющий взгляд в вытаращенные глаза рабыни.

– - Слуги! Воины!
– заорал он исступлённо.
– Ко мне! Убейте всех в этом доме. Вырежьте им печени, окропите их кровью алтари!..

Ругательства полились из его уст, грязные, непристойные, они извергались словно поток нечистот из помойного корыта. Ему было горько и унизительно ощущать свою беспомощность. Он, внук Солнца, не может получить желаемого в собственном городе! Кто этот дерзкий, что осмелился бросить ему вызов?

– - Богиня готова дать тебе ответ, повелитель, - произнёс ему в ухо спокойный голос, обдавая его нос запахом недоваренного лука.

Этот голос отрезвил его. Гильгамеш сразу обмяк и перестал сопротивляться. Безумие, слепая ярость оставили его, сменившись опустошением. Казалось, будто тяжёлая пелена сползла с его глаз. Он озирался, не узнавая комнаты. Он видел распростёртое тело танцовщицы, лежавшее перед ним с бесстыдно раскинутыми ногами, видел её подругу, вжавшуюся в стену, глотающую частые слёзы, видел храмовых стражников, заглядывающих в дверной проём, но всё это не вязалось у него с реальностью. В остывающем сознании мелькали какие-то образы, голоса, звуки. Гильгамеш медленно опустился на циновку и закрыл глаза руками.

– - Я сейчас выйду к богине, - глухо промолвил он.

В коридоре негромко заговорили чьи-то голоса, затем послышался топот ног. Стражники вынесли беспамятную рабыню, оставив вождя наедине с его мыслями. Гильгамеш хмуро огляделся, полный самых мрачных предчувствий. "Богиня отомстит мне, - подумал он.
– Она не простит кощунства". Смежив веки, он зашептал про себя молитву Инанне и медленно упал на спину.

Когда вождь вышел из комнаты, взгляд его был спокоен, брови сомкнуты в резком изгибе.