Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Огненный Круг, ставший Арлингу за долгие годы родным до последней песчинки, сегодня был неузнаваем. Все казалось иным – старая, покрытая чудовищными шрамами деревянная кукла в человеческий рост, брусья, лестницы и канаты, распиханные по разным углам площадок, крики новичков и свист «Падающих Звезд». То было новое, садистское приспособление имана, которым он очень гордился. Над площадкой были подвешены массивные глыбы, которые хаотично двигались в разные стороны. Нужно было успеть пробежать между ними, выполнить упражнения, а порой и сразиться с другими учениками, не попав
Регарди не мог понять, что именно сегодня было другим, но перемены ощущались так же хорошо, как и горячий ветер, дующий из Холустая вторую неделю. По-другому грели лучи полуденного солнца, не так метались по песку редкие тени от соседнего кипариса, иначе скрипело бревно, на котором он с самого утра тренировал прыжки через голову. Бревно, бывшее когда-то молодой сосной, качалось на цепях над искусственным рвом, на дне которого протекала грязная жижа из садовой сточной канавы. Далеко не каждый его прыжок заканчивался успешно, поэтому Арлинг успел изучить не только запах грязи, но и отведать ее на вкус. Наверное, он был похож на ожившее глиняное чучело. Пятнистый Камень часто лепил таких на огороде для отпугивания птиц.
Другим был Тагр, который спрятался от палящего солнца в кустах шиповника. Но с Тагром, по крайней мере, все было ясно – его одолевала старость. Арлинг еще помнил те дни, когда они носились наперегонки в саду, пытаясь отыскать спрятанный учителем предмет, однако сомневался, что их помнил крысолов. В последние месяцы пес все больше лежал, предпочитая не утруждать лапы. Тем не менее, он по-прежнему жил под окнами Арлинговой комнаты в Доме Солнца, хоть и завел мерзкую привычку выть в полнолуние.
Беркут, сидящий в отдалении на лавке, тоже был другим. Беркут. Одна мысль о друге вызывала тянущую боль в груди – словно острое лезвие проникало в едва затянувшийся порез, заново раскрывая рану. Пока Регарди сражался с бревном, Шолох все утро изображал из себя ангела, отказываясь тренировать с ним «Двойного Коня» – прыжок, совершаемый через голову напарника. Просто сидел на лавке, вздыхал и смотрел в небо. Впрочем, Арлинг его понимал. Мыслями Беркут уже был не здесь. Поэтому Регарди ничего не оставалось делать, как тренироваться самому, падать в грязь и молча глотать собственные злость, досаду и зависть.
Однако сегодня было лучше, чем неделю назад. Тогда Арлингу казалось, что мир его снова предал. Общаться с учителем, Беркутом и учениками вдруг стало сложнее, чем сражаться один на один с иманом на тайных уроках в подземелье Дома Солнца.
Регарди хорошо запомнил тот день, хотя вначале он ничем не отличался от предыдущих. Сильно пекло солнце, удушливо пахли цветущие азалии, громко верещали обезьянки, привезенные иманом из Шибана. Дожидаясь обеда, ученики собрались на площадке перед кухней, обсуждая предстоящие дела – одним нужно было сдать долги по военной географии, других ждала работа в саду, третьи собирались тренироваться на Огненном Круге.
Арлинг зашел попить айрана, чтобы потом снова вернуться к занятиям в
Джайп щедро налил ему полный ковш кисловатого напитка, и Арлинг уже предвкушал, как прохладная жидкость проникнет в пересохшее горло, когда раздался голос учителя. Он просил внимания. Подавив досаду от того, что пропустил его появление, Регарди отложил ковш в сторону, прислушиваясь к тревожным ноткам в словах имана. Они умело скрывались под маской безмятежности.
– Беркут, – скачал учитель, обращаясь к Шолоху, который как раз проходил мимо с горой посуды в руках. Его недавно поставили дежурить на кухне, и он собирался накрывать стол к обеду.
– Результаты твоих летних экзаменов оказались настолько достойными, что я решил отправить тебя в Пустошь Кербала, где ты продолжишь обучение. Его завершением станет Испытание Смертью. Если ты пройдешь Испытание и захочешь вернуться в школу, то я сделаю тебя Индиговым Учеником.
Больше иман не сказал ни слова и ушел так же неожиданно, как и появился. Среди учеников поднялся шум и гвалт, Шолох на негнущихся ногах поспешил скрыться в кухне, а Арлинг еще долго пытался втолкнуть в себя хоть глоток воздуха, чтобы не задохнуться от гнева.
Почему Беркут? А как же он сам, и их тайные занятия в Доме Солнца, о которых он не должен был никому говорить? Чем Шолох лучше его? Почему вы сказали это именно сегодня, а не вчера или не завтра? И почему это прозвучало так обыденно, словно вы объявили о предстоящем празднике или визите важного гостя? Почему вообще это произошло?
«Вы не должны выбирать Индигового!», – хотелось ему крикнуть в след кучеяру, но он лишь крепко сжал зубы. Ты лишь «любимчик», напомнил себе Регарди, понимая, что вулкан ярости в нем уже взорвался и скоро осыплет его пеплом злости и гнева. А может, и не только его. О громыхающем тарелками Беркуте думать не хотелось.
Лучше бы учитель его ударил. Избил до смерти. Сбросил с крепостной стены на колья. Или пустил на корм крокодилам, которых недавно завел на заднем дворе школы. Арлинг стерпел бы все. Все, кроме предательства.
Но выбор, которого ждали, был, наконец, сделан. Мир перевернулся, и до сих пор не занял прежнего места. Регарди не помнил, чем занимался в следующие дни. Кажется, убежал из города и слонялся по дальним фермам, борясь с желанием уйти в пустыню и не вернуться. Чувство самосохранения победило. Он вернулся в школу, послушно вычистил выгребную яму в качестве наказания, но проглотить обиду так и не смог. Она застряла в нем, как огромная кость, которая приносила боль при каждом вдохе и выдохе. Выбор имана был неожиданным, пугающим и тревожным. Но самое главное – он был несправедлив.