Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
– Помню, раньше ты мечтал о военной карьере, – задумчиво произнес Монтеро. – Как быстро у тебя меняются желания. На какие деньги ты собираешься покупать рудник? Ведь ты сам говорил, что Канцлер забрал даже алкетинских скакунов, чтобы ты не смог продать их.
– У меня есть кое-какие накопления, – загадочно улыбнулся Регарди. Не мог же он признаться другу в том, что заложил обручальные кольца и ювелирные драгоценности, оставшиеся от матери. Элджерон полагал, что они должны были перейти в наследство будущей невестке, но Арлинг был другого мнения. Вырученных денег, конечно, было мало для начала новой жизни на краю света, но он надеялся на помощь Абира, который имел обширные связи по всему миру. Дядюшка не один год покупал
– Боюсь, ты загоняешь себя в ловушку, – покачал головой Даррен. – Канцлер суров и жесток, но он твой отец, твой род и твоя кровь. Не думаю, что принц станет помогать тебе бескорыстно. Не верь ему, Арлинг. Вспомни историю с лордом Вигсоном. Дваро и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить его из тюрьмы. Все знали, что Вигсона сожгли не за симпатию к аптуагинским еретикам, а за дружбу с мятежным принцем. Дваро даже его семье не помог. Всех отправили на эшафот. И ты веришь, что этот человек решит твои проблемы с отцом? Ты для него ничто, и нужен ему лишь для того, чтобы унизить Канцлера. Только представь, как двор взорвется, когда узнает о том, что младший Регарди заключил в сделку с личным врагом старшего Регарди. Я не говорю уже о том, что сделает с тобой Элджерон, когда все раскроется. Он достанет тебя, Арлинг. Где бы ты ни был. Хотя бы из принципа. Это у вас в крови.
– Не достанет, – прошипел Регарди, начиная злиться на друга. – С каких пор ты стал симпатизировать моему отцу? Можно подумать, мы о святом говорим. Не смей меня отговаривать. Я наконец-то принял первое самостоятельное решение в жизни, а ты хочешь, чтобы я повернул назад, не сделав и шага? Перестань, обратного пути нет.
– Ну и дурак, – Даррен подошел к столу и, налив полный стакан вина, выпил его до дна. – Вы, Регарди, все сумасшедшие, но ты, кажется, превзошел даже свою родню. Итак, мы прощаемся. Жаль, Арлинг, мне очень жаль, потому что я вряд ли когда-нибудь приеду в Сикелию. Не переношу жару, а от пряностей у меня болит живот. Я ведь, знаешь, хочу стать воином и отдать жизнь за Империю. Прямо, как в детстве. Помнишь, как мы мечтали о том, чтобы попасть в Армию Жестоких и отправиться покорять мир во славу Согдарии?
– Помню, – улыбнулся Арлинг. – А еще помню, что ты хотел воевать на севере с арвакскими племенами, а я подавлять восстания в мятежных провинциях. И ты всегда был командиром, а я тайным убийцей, служившим Императору. Но, увы, для игр больше нет времени. Да и воображения не хватает. Нужно думать о настоящей жизни, а не о той, вымышленной.
Даррен налил себе второй стакан, но пить не стал, неаккуратно поставив его на стол. На белом мраморе столешницы расцвели алые пятна.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – наконец, проговорил он, и Арлинг с облегчением вздохнул. Если бы Монтеро знал, с каким нетерпением Регарди ждал этого вопроса.
Арлинг кивнул, неожиданно почувствовав, что слова застревают в горле.
– Привези Магду Фадуну завтра в полночь на третий причал.
Регарди ждал, какую угодно реакцию, но только не такую. Даррен расхохотался так, что даже лакей, разгуливающий все это время в гостиной, насторожился и вытянул шею, пытаясь разглядеть причину веселья полуночного гостя.
– Ты шутишь?
– Я похож на шутника? Мне не к кому больше обратиться, и ты это знаешь. Ты помогал мне столько раз, что я с тобой до смерти не расплачусь. Но это последняя просьба. Последняя. Честно. Магда не хочет уезжать из Мастаршильда, а я не могу поручить старому Холгеру ее похитить. Она – самое дорогое, что у меня осталось. Без Магды в Сикелии мне делать нечего. Алмазному Королю не выжить без королевы. Ты сделаешь это для меня, Монтеро?
– Ты хочешь увезти девицу против ее воли?
– Не зли меня! Магда больна и не может сама о себе позаботиться. Если она останется в деревне, ей грозит сумасшедший дом или церковная
– Ах ты, мерзавец, – незлобно протянул Монтеро, размазывая пальцем капли вина по столу. – Если Магда против, то за каким счастьем ты гонишься?
– Она любит меня, я это знаю! – горячо заговорил Арлинг. – Да, я поступаю нехорошо, но я спасаю ей жизнь, понимаешь? Отец собирается отправить ее к тетке в Грандопакс на лечение, а это конец! Она умрет в больничных стенах!
– А в жарких песках под знойным солнцем будет цвести и поправляться? – съехидничал Даррен, и Арлингу захотелось скинуть его со стула.
– Она привыкнет. Потому что с ней буду я.
Регарди замолчал, не зная, чем еще можно убедить Монтеро.
Образ Магды стоял перед его глазами, маня и даря надежду. Они виделись больше месяца назад, но Регарди помнил ее так, словно она только что выбежала из комнаты, оставив за собой легкий аромат наступившей зимы и дубовых листьев. По мере того, как холода накрывали земли Согдарии белым саваном, Магда хорошела день ото дня, с такой же скоростью теряя рассудок и связь со всеми, кому она была дорога.
В их предпоследнюю встречу, Арлинг взял ее на танцы в соседнюю провинцию Аверикс, где наместник с размахом отмечал наступление зимы, устроив гуляния на центральной площади. Среди пестрой толпы никто не мог узнать в нем сына Канцлера Согдарийской Империи, а в Магде – дочь мясника из Мастаршильда. Арлинг редко видел ее танцующей и не мог наглядеться на то, как плавно и естественно она двигалась. В Авериксе Магда веселилась так, словно они вернулись в ту промозглую осень кабаньего года, когда белый одинец столкнул их судьбы в глухой мшаве мастаршильдской тайги. Тяжелые приступы забытья, когда девушка переставала узнавать даже отца и видела в каждом встречном одной ей известных демонов, отступили, принеся облегчение Регарди, Ёсифу и старосте Влахо, который со дня на день ожидал комиссию Педера Понтуса по доносу.
Арлинг горько усмехнулся воспоминаниям. А ведь он действительно поверил тогда, что удача им, наконец, улыбнулась. Натанцевавшись до упада, они забрели в чей-то сарай, где долго целовались, утонув в золотистой соломе, пока Регарди не одурел от запаха душистых луговых трав и самой Магды, которая казалась богиней любви, прилетевшей к нему со звезд.
Но демон несчастья зорко следил за ними в ту лунную ночь. Когда Арлинг, сгорая от страсти, прошептал ей, что им осталось недолго мучиться в разлуках, так как совсем скоро он увезет ее туда, где землю круглый год греет теплое солнце, а в садах растут все фрукты мира, Фадуна резко вырвалась из его рук, разразившись рыданиями столь сильными, что все попытки успокоить девушку оказались тщетными. Одна мысль о том, чтобы покинуть Мастаршильд вызывала в ней ужас. У Магды случилась настоящая истерика со слезами, крупными, как весенний град, и глубокой обидой в голосе на весь мир. Бросив в него пучок соломы, она запрокинула голову назад и принялась быстро бормотать. Арлинг не мог понять, что она говорила, но слова, которые ему удалось разобрать – «каратель», «черный святой», «скользящий в темноте» и «дорога молчания» – ему не понравились.
Тогда Регарди впервые ее ударил. Он не знал, что заставило отвесить любимой пощечину, но мера подействовала. Замолчав, Магда согнулась на полу, спрятав лицо в коленях и обхватив голову руками. Поняв, что погорячился, Арлинг сгреб ее в охапку и, оседлав Дарсалама, помчался в Мастаршильд. В дороге Магда вела себя смирно, лишь изредка гладя его по волосам и бормоча что-то по поводу цвета его пальцев. Увидев бледное лицо Ёсифа, который с самого начала был против танцев в Авериксе, Арлинг понял, что сейчас не самое лучшее время сообщать ему о скором отъезде дочери.