Сага о Кае Безумце
Шрифт:
— Попробуй сам подумать. Вот ты конунг, и тебе нужно выставить на шуточный бой с карлом человека, но проигрывать не хочется. Как будешь выбирать?
— Если с карлом, то брать нужно карла, но лучше на пятой руне.
— Верно. Дальше!
— В городе карлов полно, — заметил я.
— Но это или не воины, или бывшие воины, которые забросили топор давным давно, или молодые воины, еще неопытные. Крестьянина брать незачем. Молодой растеряется от железной скорлупки. Нужен крепкий умный боец, а еще лучше хёвдинг. И как много хёвдингов-карлов ты видел?
— Понял. Но ты ж продул. Тебе не в укор это будет?
— Нет. В настоящем
* * *
Ну ладно, бой с окованным цвергом мы просрали. В хнефатафл Рагнвальд обыграл хвиткйола. Их игра называлась шатрандж[7], там тоже есть фигурки конунга и его хирдманов, только воины всякие-разные. Больше всего необученных копейщиков, которые и бегали плохо, и дрались слабо, один хёвдинг и по паре других воинов: всадники, сакраворы и кто-то там еще. Причем с каждой стороны есть конунг, и каждый игрок мог сам выбирать, как воевать: то ли сидеть в засаде, то ли защищаться, то ли нападать. В шатрандже победил, понятно, хвиткйол. К новой игре ещё когда приладишься.
Потому жители Хендельсби возлагали свои надежды на состязание с северянами. Те выбрали то, в чем и мы сильны: бег на лыжах, метание копий и бой на бревне. Хорошо было то, что северяне все были хельтами. Значит, Рагнвальд выставит лучших хирдманов, чьи навыки он прекрасно знал.
Бежать нужно было с вершины ближайшей к столице горы, которая, впрочем, и не гора вовсе, а скорее откормленный холм. Любопытствующие собрались возле копейных мишеней, где и должна закончиться гонка.
Сначала я вместе со всеми смотрел на черные точки, ползущие по склону, потом они пропали в низинке у подножия, а дальше выскочили в поле. Впереди мчался северянин, шустро перебирал ногами и с силой отталкивался палкой. Болли Толстяк же петлял следом. Он хотел обогнать соперника, но ничего не получалось. Стоило немного вильнуть в сторону, как перед ним оказывался северянин, перекрывая дорогу.
Даже выписывая замысловатые петли, Болли держался очень близко, дышал в спину противнику. Ему не хватало самой малости. В кнаттлейке Толстяк вытворял такое, что я ждал от него какого-то нового, невероятного трюка!
До нас оставалось едва ли четыре сотни шагов, как Толстяк приотстал. Десять шагов. Двадцать. Тридцать. Когда расстояние до противника увеличилось до пяти десятков шагов, Болли оттолкнулся палкой так, что та выгнулась луком, и помчался лыжня в лыжню. Разогнался и как прыгнет! Я бы на месте северянина обделался со страху: здоровенная туша пролетела прямо над его головой. Будух! И как только гора не треснула от удара!
Толстяк нарочно ждал до конца, чтобы проделать этот трюк.
Мы завопили от восторга, но почти сразу умолкли. Северянин не зевал. Он резко вильнул, обошел Болли слева и первым пересек черту.
Не снимая лыж, хельты двинулись к следующему этапу. Мишени уже были развешены, охапка копий стояла наготове.
Первым выпал жребий северянину. Он схватил сразу два копья, по одному в каждую руку, и отправил в развешанные плашки. Копьё с правой руки раскололо дерево, левое же только оцарапало мишень и упало наземь. За десять ударов сердца он отправил в полёт двенадцать копий и поразил девять мишеней. А в бою он смог бы так же?
Следом выступил Болли. Он бросил двенадцать копий и попал целых десять раз, правда, бросал он с одной руки.
Значит, одна победа,
На тренировочной площадке выставили козлы, на которые водрузили длинное, шагов в двадцать, бревно толщиной в один обхват. Вскочившие на него с разных сторон хельты были вооружены чем-то совсем несуразным. Я протер глаза. Бойцы держали в руках кожаные штаны, перетянутые в штанинах и поясе, их плотно набили чем-то. Может, соломой или перьями.
Болли Толстяк весело улыбался, северянин же напротив был так серьёзен, будто не со штанами наперевес вышагивал, а нес молот Скирира. Сойдясь посередине бревна, бойцы принялись гвоздить друг друга этим смешным оружием.
Северянин, сжимая челюсти и делая любимую альрикову рожу «молния очами», лупил так, что пыль летела во все стороны. Болли хрюкал от смеха. Он даже не пытался уворачиваться, хотя отмахиваться отмахивался.
Наверное, такое глупое оружие им дали для того, чтобы бой не закончился сразу же. Состязания нужны и для того, чтобы потешить народ. Да и проиграть не так обидно — потешный же бой!
Почти сразу установилось равновесие. Соломенными штанами сбить с бревна сложновато. И тут я заметил кое-что необычное. Бревно постепенно прогибалось под весом бойцов. Толстяк не зря прошел ближе к краю своего соперника и до сих пор оттеснял того назад, ведь сторона северянина была раньше верхушкой дерева, а значит, была гибче.
Когда я понял план Болли, смотреть за боем стало интереснее. Даже в таких условиях Толстяк старательно шёл к победе, используя дар богов на полную. Болли притопнул на месте, видимо, остался доволен результатом и резко подпрыгнул, отскакивая назад, к своему краю.
Бревно не просто выпрямилось. Оно аж подскочило на козлах. Северянин не ожидал такой хитрости. Он подлетел в воздух и упал промежностью на дерево. Я поневоле сморщился, представляя эту боль. Толстяк рванул к сопернику и принялся хлестать его штанами. Бесполезно!
Зато северянин, не вставая на ноги, взял истрепанные штаны за одну штанину, захлестнул ноги Болли и рывком сдёрнул с дерева.
Снова проиграли. Снова проиграли!
Сначала какому-то жалкому карлу, который сумел наскрести благодати лишь на пять рун. Теперь северному медведю!
Я заскрипел зубами, развернулся и ушел оттуда. Ну в Бездну эти игры и состязания! Неужто мы хуже других?
Два дня я, как умалишенный, упражнялся. Уходил в лес подальше и тяжелым колуном мутузил деревья до тех пор, пока руки не начинали отваливаться. После получения четвертой руны изматывал ли я так себя хоть раз? Лазал на деревья, спрыгивал с них в сугробы, кидал копье с правой и левой руки.
Пропустил из-за этого великую схватку солнцемордого и конунгова жреца. Тулле потом рассказал, что битва получилась знатная, хоть и должна была проходить только на словах. Сначала десяток солнцелюбов заунывно пели какую-то длинную песню на чужом языке, и их главный рассказывал про своего бога, откуда он взялся, и как здорово молиться ему на вечерней и утренней заре, когда солнце ближе всего к земле. Мамиров жрец говорил о наших богах. Пересказал про появление солнца и спросил, почему мы должны поклоняться даже не твари, а твариной плоти. Все вроде бы мирно. А потом они начали кричать друг на друга. Солнцемордый кричал что-то о грехах, которые нас утопят во тьме, о трупах. Словом, то, что я слышал на площади. Мамиров жрец насмехался над ним, помахивая гирькой.