Сага о Копье: Омнибус. Том I

Уэйс Маргарет

Он вздохнул, пытаясь прийти в себя.

Каждое мгновение его пути от Белой эльфийской магии к черному царству Нуитари приближало его к этой двери. Его путь был предопределен. Он дотронулся до серебряного черепа. Его большой палец удобно расположился в глазнице, где находилась, как он чувствовал, открывающая дверь кнопка. Он собрался с силами и попытался сосредоточиться. Силой воли он изгонял из своих мыслей воспоминания о том моменте, когда он согласился на это задание для Конклава. Оно может стоить ему жизни и, возможно, души и он не мог помочь себе магией. И при этом он не знал, успеет ли он выполнить свою миссию до того, как провалится.

А если он провалится…

Он не должен думать об этом. Он не должен допускать даже наименьшую

мысль о провале.

Даламар покрепче взялся за серебряный череп и нажал на кнопку. Дверь открылась, так же как и в его видении. Из комнаты в коридор пролился золотой каминный свет и жаркое тепло, как если бы кто-то, находящийся там, не чувствовал теплоты летней ночи и всегда дрожал от зимнего холода. Темным пятном на этом свету стоял молодой человек хрупкого телосложения. Он был одет в простую, ничем не украшенную, мантию из черной шерсти. Капюшон был откинут назад, показывая лицо, которое Даламару не могло присниться даже в худшем кошмаре. И дело было вовсе не в золотистой коже, покрывающей человека до самых седых волос. Дело было в его глазах, темных, как безлунная ночь. В глазах, зрачки которых имели форму песочных часов.

"Он называет себя Властелином Прошлого и Настоящего" — сказал Даламару Пар-Салиан. Во имя всех богов, подумал Даламар, это совсем неудивительно, что он себя так называет.

Сердце Даламара остановилось, пропустив несколько ударов. В неподвижной тишине он услышал голос своей души: на что ты готов ради магии, Даламар Найтсон? Как далеко ты можешь зайти, доказывая свое право на талант?

Настолько далеко, подумал он, изучая глаза Рейстлина Маджере, которого боялись трое самых сильных магов Кринна. Настолько далеко. Если на то будет воля Нуитари, он пойдёт ещё дальше, так как у меня нет ничего, кроме магии и мое сердце может биться только в ритме заклинаний. Так было раньше и так будет всегда. Я приложил достаточно усилий и приложу ещё больше, чтобы стать более сильным в искусстве магии.

"Шалафи," — произнес он, склоняя голову в подобающем случаю поклоне. — "Я пришел, потому что вы согласились принять меня."

Как если бы он мог видеть своими глазами в форме песочных часов каждую минуту прошлого Даламара, каждую его мысль, каждый шаг, который тот сделает отныне и до самой смерти, Рейстлин Маджере улыбнулся хитрой и холодной улыбкой. За мгновение, прошедшее между двумя ударами сердца, Даламар понял, что его изучили и оценили. Рейстлин сделал шаг назад и поклонился маленьким, почти издевательским поклоном.

Заходи, если посмеешь, говорил этот поклон.

Скрежет цепи, тянущейся по камню, снова зазвенел в сердце Даламара. Платиновая цепь обернулась вокруг его щиколоток, его ног, его сердца в Круге Темноты. Этой цепью судили виновников в преступлениях магии и вероисповедания. Он был достаточно силен, чтобы принять этот суд ради того, без чего не мог жить. Он услышал, как цепь обрушилась с его тела, когда переступил порог и вошел в комнату Властелина Прошлого и Настоящего. Даламар Найтсон вошел в мир черного мага, которого боялись мудрейшие из мудрецов, с легким освобожденным сердцем. И ему показалось, что он пришел домой.

Гарольд Бакст

История доблестного рыцаря

После стихийного бедствия, случившегося в маленьком городке Кзак Цароте, вокруг него воцарился настоящий хаос — все жители стремились куда-то убежать или спрятаться, словом люди паниковали. Но все же остался один человек, который ничего не боялся, а наоборот бродил по окрестным местам в поисках любой полезной информации. Это был некий полуэльф, которого звали Эрил Визервинд, любитель фольклора и древних традиций. На первый взгляд он был очень странным, так как никогда не расставался со своей большой черной книгой, куда он записывал разные истории, легенды, сказания и прочие рассказы. Внешне Эрил ничем не отличался от других людей — он был высок, обладал белокурыми волосами и бледной кожей. С другой стороны, складывалось впечатление,

что Эрил очень мало внимания уделял своей внешности — он никогда не застегивал пряжки на ботинках, ходил с расстегнутой рубашкой, почти никогда не стриг волосы, в результате чего они были спутанными и не расчесанными, а грубые очки в металлической оправе придавали ему еще более неряшливый вид. Но поскольку Эрил Визервинд считал себя настоящим академиком, одним из немногих искателей чего-то необычного, он не беспокоился о своем внешнем виде. Когда же кто-то спрашивал Эрила о его занятии, то он с энтузиазмом отвечал:

— Всевозможные катаклизмы и стихийные бедствия угрожают уничтожить наше уникальное прошлое. И когда на Кринне вновь наладится жизнь, то людям захочется узнать о том, что было до них, до произошедших разрушений.

— Но еще не время для этого — частенько слышал Эрил в ответ от заезжего путешественника, остановившегося на привал для того, чтобы дать передохнуть собакам.

— Это именно то самое время, пока никто еще ничего не забыл! — автоматически отвечал на это Эрил.

— В таком случае, удачи тебе! — говорили ему странники и спешили скрыться в каком-то безопасном уголке Анасалона.

А бесстрашный Эрил Визервинд продолжал двигаться дальше, через темные долины, поля, залитые солнцем и мрачные леса, останавливаясь в трактирах, которые каким-то чудом уцелели; он также проходил мимо лагерей беженцев, и даже маршировал вместе с воинами только для того, чтобы получше расспросить их.

Но, к сожалению, ему везло только с пожилыми людьми, но Эрила это не расстраивало. Он наоборот считал, что чем больше человек прожил, тем больше он знает. Да и сами “седовласые” не прочь были поговорить и поделиться интересными историями из своей жизни. Их сговорчивость объяснялась тем, что они любили предаваться воспоминаниям, а возможно и тем, что они уже прожили свою жизнь, и им просто ничего не оставалось делать, кроме как вспоминать о прожитом. В любом случае, через некоторое время Эрил Визервинд научился выпрашивать полезную информацию, и его книга постепенно стала пополняться историями, в которых в большинстве случаев рассказывалось о мире до Катаклизма, когда Кринн процветал и пребывал в своем Золотом Веке. Эрил придумывал название для каждой истории, а потом указывал ее автора. Например: “так сказал Генрих Геленделл, пекарь” или “эти слова принадлежат Вериал Старгейзер” и так далее.

Люди частенько спрашивал Эрила, какая история нравилась ему больше всего. А он, как и подобает профессиональному академику, отвечал:

— Я люблю их все.

Но на самом деле больше всего ему понравилась история, которую рассказал ему Соламнийский Рыцарь, Беррин Веррекс.

А все началось прекрасным весенним днем, когда природа пробуждалась после длинной зимней спячки, и когда Эрил, проходя мимо травянистой долины, неожиданно заметил рыцаря, стоящего на коленях у подножия горы. И он тоже был совсем немолод.

“Прекрасно”, подумал Эрил, шагнув поближе и остановившись неподалеку.

Старый рыцарь стоял на коленях и медитировал, а может, просто тихо молился богам Кринна. Сзади виднелся низкий горный выступ, похожий на скалу. Это место, наверное, служило убежищем для Соламнийского Рыцаря, который раньше принадлежал к Ордену, но после Катаклизма он распался, и его члены разбрелись по всему свету.

Эрин Визервинд подумал, что такие молитвы должны были бы сопровождаться громкими ударами колокола. Но затем он сосредоточил свое внимание на самом рыцаре, который выглядел старше своих лет — у него было искаженное печалью, измученное лицо, седые волосы и покрытые морщинами руки, но, несмотря на свой возраст, этот человек явно был знатного происхождения. Эрил заметил рыцарские доспехи — большой меч, висящий на боку у рыцаря, а так же шлем и щит, лежащие неподалеку. Несмотря на то, что он стоял на коленях, рыцаря нельзя было не назвать высоким. Но Эрила Визервинда больше всего удивили усы, которые были очень длинными и практически доставали до земли.