Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
Повелительного взгляда оказалось достаточно. Вновь таинственно и жутко зазвучали магические слова…
Уцелевший драконид замешкался: снизу еще были слышны крики его товарища, падавшего в пустоту. Драконид знал, что человек в котле был магом. Он знал также, что колдовство, возможно, не окажет на него действия… Но этот колдун был совершенно не похож на тех, что встречались ему ранее. Жизнь едва теплилась в его теле, но аура силы, исходившая от него, была такова, что…
Маг воздел руку, указывая на драконида… и тот, наградив спутников прощальным злобным взглядом, повернулся — и удрал без
Подарок Бупу. Зловещее зрелище
Едва они успели вытащить Речного Ветра из котла подъемника, как страшная судорога сотрясла пол Зала Предков. Поддерживая варвара, друзья из последних сил бросились бежать по полу, рассыпавшемуся под ногами. И почти сразу тот обрушился у них за спиной, унося в туманную бездну и цепь, и котлы, и огромное колесо.
— Пещера рушится! — держа брата на руках, закричал Карамон.
— Бежим! Скорее в храм Мишакаль! — Танис задыхался от боли.
— Заново поверил в Богов? — сказал Флинт. Танис был не в силах ответить.
Стурм хотел было взвалить Речного Ветра себе на спину, но тот высвободился из его рук:
— Я сам… мои раны не так тяжелы. Оставь меня.
Впрочем, подниматься с пола он не спешил. Танис вопросительно посмотрел на Стурма. Рыцарь пожал плечами. Соламнийские Рыцари почитали самоубийство почетным и благородным деянием. Эльфы считали его святотатством.
Полуэльф запустил руку в длинные темные волосы варвара и заставил его повернуть голову: их взгляды встретились.
— Ну что ж, давай! — выговорил Танис сквозь зубы. — Ляг и умри! Ты позоришь Вождя! Она по крайней мере нашла в себе мужество бороться до конца!
Глаза Речного Ветра вспыхнули яростью. Перехватив руку Таниса, он отшвырнул его с такой силой, что тот охнул от боли, ударившись о стену. Варвар кое-как поднялся, с ненавистью глядя на полуэльфа. Потом повернулся и, опустив голову, побрел по коридору, вздрагивавшему под ногами.
Стурм поднял Таниса, хватавшего ртом воздух возле стены, и они со всей возможной скоростью поспешили за остальными. Пол качался, кренясь самым немыслимым образом. Стурм поскользнулся, и оба врезались в стену. Из гробницы вывалился потревоженный саркофаг, по полу раскатились кости. Череп оскалился прямо в лицо Танису, упавшему на колени. Тот боялся потерять сознание от боли.
— Уходи… — хотел он сказать Стурму, но не смог. Рыцарь подхватил его, и вдвоем они потащились дальше сквозь тучи пыли, заполнившие коридор. У подножия лестницы, носившей название Пути Мертвых, их ждал Тассельхоф.
— Где все?.. — выкашливая пыль из легких, спросил Стурм.
— Ушли наверх, в храм, — сказал Тассельхоф. — Карамон велел мне дождаться вас здесь. Флинт говорит, что храм всенепременно устоит, — гномская-де работа, и этим все сказано. Рейстлин пришел в себя и тоже говорит, что в храме безопасно. "На ладони Богини" — так он, кажется, выразился. Речной Ветер тоже там. Как он на меня посмотрел!.. Я уж думал, он меня тут и прихлопнет. Но он пошел наверх…
— Ладно, ладно… — остановил Танис его болтовню. — Отпусти меня, Стурм… я должен чуточку передохнуть, не то помру. Забери Таса — и ступайте, я вас догоню…
Стурм схватил Таса за шиворот и потащил его с собой по лестнице. Танис без сил привалился к стене. Холодный пот тек по груди и спине, каждый вздох был мукой… Раздался невероятный треск, и остатки Зала Предков полетели вниз. Храм Мишакаль содрогался. Кое-как поднявшись, Танис расслышал там, внизу, рев и грохот воды. Новое море поглощало Кзак Царот. Город, умерший давным-давно, был наконец погребен.
…Танис перешагнул последнюю ступеньку, двигаясь точно во сне. Подъем оказался сплошным кошмаром, каждый шаг — пыткой. А здесь, наверху, царил благословенный покой. Тишину нарушало лишь хриплое дыхание друзей: добравшись сюда, они без сил попадали на пол. Полуэльф тоже не мог больше сделать ни шагу.
Он оглядел спутников, проверяя, все ли в порядке. Стурм прислонился к стене; положив рядом с собой мешок с Дисками Мишакаль. Рейстлин лежал на скамье, закрыв глаза, и часто болезненно дышал. Карамон, конечно же, сидел подле него, с беспокойством и заботой глядя на брата. Тассельхоф примостился у подножия пьедестала, мечтательно глядя вверх. Флинт, лежал у дверей. Он так выдохся, что не мог даже ворчать.
— Где Речной Ветер?.. — спросил Танис. Карамон и Стурм переглянулись, потом опустили глаза. Гнев победил боль: Танис поднялся на ноги. Стурм тоже поднялся — и загородил ему дорогу.
— Это его воля и его выбор, Танис. У наших народов один и тот же обычай…
Танис оттолкнул рыцаря и подошел к двойным дверям. Флинт не пошевелился.
— Прочь! — сказал полуэльф. Его голос дрожал. Флинт хмуро поднял глаза. Лицо древнего гнома пробороздили морщины, а в глазах светилась та самая мудрость, что когда-то привлекла к нему несчастного мальчишку — полуэльфа, получеловека — и породила между ними странную, но прочную дружбу.
— Сядь и успокойся, сынок, — мягко сказал Флинт. Видимо, он тоже кое-что вспомнил. — Если твоим эльфийским мозгам этого не понять, так прислушайся хоть раз к тому, что говорит твое человеческое сердце…
Танис зажмурился… слезы жгли ему веки. И тут из храма послышался безумный крик. Речной Ветер!.. Отпихнув гнома, Танис толкнул тяжелые золотые двери… Быстро шагнув, не обращая внимания на боль, он распахнул вторую пару дверей и вступил в покой Мишакаль. В воздухе было разлито чудесное ощущение покоя и мира; но на сей раз оно только раздуло ярость полуэльфа.
— Я не могу веровать в таких Богов!.. — выкрикнул он. — Что вы за Боги, если требуете человеческих жертв? Это вы когда-то навлекли на людей Катаклизм! Верно, вы могущественны! Но оставьте нас в покое, слышите? Такие Боги нам не нужны!..
Полуэльф заплакал. Сквозь слезы он разглядел Речного Ветра, с мечом в руке стоявшего на коленях перед изваянием. Танис неуклюже рванулся вперед, надеясь все-таки остановить самоубийцу… Речной Ветер находился по другую сторону пьедестала. Танис обогнул его… и замер, потрясенный. Он не мог поверить своим глазам. Или это горе и боль сыграли с ним злую шутку?.. Танис поднял глаза к прекрасному, благому лику Богини и попробовал привести в порядок отказывавшийся повиноваться рассудок. Потом посмотрел снова.