Сага о Копье: Омнибус. Том I
Шрифт:
Он мгновенно понял, что описывалось в ней, он давно ожидал подобного.
Маги, гостившие в это время в Башне, видели, как Пар-Салиан стоял в проёме окна, освещённого лунным светом, и беседовал с кем-то. Все знали, что он общается непосредственно с Солинари.
Сердце архимага тревожно ныло, руки предательски холодели. Он осознал, какой ужасной трагедии избежал Кринн благодаря доблести мёртвого Рыцаря, небрежной храбрости молодого мага и долго копившегося гнева деревянной палки. Пар-Салиан, так же как и Хоркин, полагал, что ничто не происходит без причины, хоть и пришёл к этому заключению другим способом. Это наводило
Без всякого сомнения, тот, кто напал на Безнадёжность, знал о сокровищах под городом — именно они и были главной целью. Но для чего? Были аргументы в пользу уничтожения яиц драконов, но были и против.
Зачем устраивать представление с армиями и штурмом, когда пара обученных людей могла сделать все гораздо быстрей? С тех пор как Рейстлин Маджере написал это письмо, прошёл месяц. До Вайретской Башни уже долетели слухи, что король Вильгельм из Блодхельма обнаружен в собственной темнице, посаженный туда некими загадочными людьми, долгое время правящими страной от его имени. Они сбежали, как только слухи о провале штурма Безнадёжности дошли до столицы. Барон Айвор Лэнгтри дошёл до Ванталы, осадил её и вызволил несчастного короля.
Тогда Пар-Салиан не придал этому известию значения, теперь же оно снова тревожило его. Сила раскручивалась над миром, тёмная сила… Она тщательно скрывалась, но теперь архимаг мог назвать её по имени.
Это напомнил ему Иммолатус, старый знакомец из прошлого… Открыв секретное отделение в столе, Пар-Салиан достал книгу, которую читал в день отъезда Рейстлина Маджере.
Когда архимаг читал какую-либо книгу, то помнил не просто общее содержание, но и каждую страницу, гравюру или пометку. Ему надо было только добраться до них через сотни тысяч хранящихся в памяти страниц…
Пар-Салиан глянул на нужное место, и необходимые строчки чётко всплыли в памяти. Огромный список противников, выступивших против Хумы, включал в себя и ужасных драконов Её Величества Такхизис:
«…По рангу располагались Тандерстрайк Великий Синий, Вейрим Чёрный, Айскилл Белый и любимец Тёмной Королевы — красный дракон, известный как Иммолатус…»
— Иммолатус, — сказал Пар-Салиан, тяжело вздохнув и задрожав. — Это началось… Мы начали долгий путь в темноту…
Он снова посмотрел в письмо, написанное стремительным почерком, перевёл взгляд на подпись «Рейстлин Маджере, маг», потом скомкал пергамент и подбросил в воздух. Послание вспыхнуло ярким огнём и обратилось в пепел.
— По крайней мере, — задумчиво сказал он, — мы пойдём туда не одни…
Мэри Кирхофф
Кендермор
Поздним полуднем внутри таверны "Последний Приют" в небольшом городишке Утехе царило полное спокойствие. Трое друзей восседали на своих излюбленных местах у камина и строили планы на будущее. — Куда ты думаешь отправиться в первую очередь, Тас?
Танис Полуэльф расслабленно склонился над темной вощеной поверхностью дубового стола, упершись подбородком в руки.
Напротив Таниса за столом сидел его друг-кендер, Тассельхофф Непоседа. Рядом с Тассельхоффом примостился крепыш гном, Флинт Огненный Горн.
Запах курящегося дымка вился перед носом кендера. Этим запахом напрочь пропитались все сорок восемь дюймов его ребяческой фигурки, от нижней кромки задорных голубых штанишек и до самого кончика хохолка
— До сих пор я особенно не задумывался, куда пойду, — неопределенно сказал кендер. — Мне кажется, куда подует ветер…
Перевернув пустой кувшин донышком вверх, Тассельхофф откинул голову и стал ждать, пока последняя капля ароматного пенящегося пива медленно соскользнет в пересохший рот. В конце концов пена с хлопком шлепнулась вниз.
Удовлетворенно причмокнув губами, он вытер их краешком отделанного мехом рукава. Кендер покосился в сторону тускло освещенного пивного бара, а затем перевел взгляд на Таниса.
— Хотя все мои друзья на Кринне уже заждались, когда же выберусь их проведать! — Тассельхофф поставил пустую кружку на край стола, чтобы ее снова наполнили. Глаза Флинта весело сверкнули под густыми, черными с проседью бровями.
— Держу пари, что они ждали! А еще могу поспорить, что они не сидели при этом сложа руки, а упорно совершенствовали свои умения по части дверных замков!
Старый гном громко рассмеялся, так что его рот показался из-под укрывавших его обычно растрепанных колючих усов и широкой бульбы носа, а мясистые щеки задрожали в такт раскатам хохота. Даже Танис, этот миротворец, не мог удержаться, чтобы не улыбнуться в ладошку.
— Ох, ты что, действительно так думаешь? — серьезно выкрикнул Тассельхофф. Когда он улыбнулся, его ребяческое личико пронизало бесчисленное множество крохотных, рассыпающихся морщинок, придавая ему схожесть с дрожащим расколотым оконным стеклом. Морщинки на лице были характерной чертой всех кендеров, что делало весьма затруднительным точную оценку их возраста. — Многие из теперешних замков жуть какие хрупкие — ни от чего не защищают! Не знаю, как люди могут только оставлять под их защитой вообще что-нибудь?!
— Как же иначе, если повсюду снуют кендеры? — тихо фыркнул Флинт. Предостерегающий взгляд Таниса ясно сказал ему, что его слова достигли чутких эльфийских ушей. Танис любил защищать кендера от необоснованных колкостей Флинта, несмотря на то, что Тас никогда по-настоящему не обижался на них.
Два плотно прижатых друг к другу пальца Флинта исчезли под густой копной усов, и гном издал громкий, резкий свист. Таверна была пустой, так что приемная дочь владельца подошла к столику с некоторым опозданием. Она была розовощекой девочкой с серьезными глазами и коротко подстриженными, вьющимися темными волосами. Несмотря на легкий ветерок, задувавший в щели нескольких окон с заляпанными стеклами — через несколько недель они будут прикрыты двойным слоем промасленной бумаги, чтобы зимний холод не проникал внутрь помещения — погода в эти деньки стояла на диво теплая для ранней осени. Флинт называл ее "последним танцем лета". В сочетании с жаром, идущим от ежедневно расжигаемого огня в очаге, неудивительно, что тяжелый душный воздух приклеил волосы девочки ко лбу, а грубая домотканная туника прилипла к спине, пропитавшись потом.