Сага о копье: Омнибус. Том II
Шрифт:
«Ты ничего не помнишь о чести, Скандалистка».
— Я делаю это ради тебя, Джерн!
«Да неужели?»
— Но разве ты не видишь — это убивает меня!
Внезапный шум с края поляны заставил драконицу повернуть голову. Группа эльфов… и людоедов?… готовилась к нападению на нее из подлеска. Эльфы, стоя позади, натягивали луки, в то время как полдюжины людоедов мчались вперед, подняв дубины.
— Что же могло заставить объединиться заклятых врагов? — заинтересовалась она.
«Ты».
Пока Скандалистка пыталась понять, как эти создания смогли ее догнать, и клялась себе больше не быть столь беспечной, чтобы оставлять
«Когда же наступит конец, Скандалистка?»
Синяя затрясла головой, стремясь очистить свое замутненное сознание от столь смущающего ее знакомого голоса.
«Сперва они, затем Сильваност, а потом что? Ты хочешь сделать весь Ансалон своей жертвой?»
Утомленная драконица остановилась. Она устала от сражений с силами смерти внутри себя.
— Я хочу жить!
«Это не выход! Чтобы спасти себя, мы должны сражаться с Хаосом, а не кормить его!»
Пока людоеды приближались, Скандалистка спокойно опустила голову и принялась созерцать ручей. В чистой, бегущей воде пред ее взором встал знакомый облик человека с коротко подстриженными рыжими волосами и зелеными глазами. Джерн улыбался, и, слыша его смех, она поняла, что он прощает ее. Драконица даже не почувствовала, как дубины людоедов наносят по ней сокрушительные удары, как стрелы вонзаются ей в грудь, лапы и голову. Ручей смывал все, кроме Джерна.
— Все теперь будет хорошо, — произнес он, подзывая ее.
Скандалистка, словно издалека, слышала ликующие крики нападавших. Потом их голоса превратились в бессмысленный гул, и драконица помчалась навстречу своему рыцарю.
Марк Энтони
Благородное безумие
Я прибыл к подножию Краснокаменной горы в поисках могущества.
По крайней мере, так я говорил себе. Честно говоря, думаю, что на самом деле искал смерти. Однако это правда жизни: человек никогда не находит то, что искал, или, во всяком случае, никогда не ищет того, что находит, — поэтому за последние часы я не обрел ни могущества, ни смерти среди проклятых булыжников Краснокаменной. Но, как я теперь понимаю, есть лишь один способ все объяснить. Ну что же, хорошо. Я расскажу свою историю. И даже само начало ее странно, поскольку все в ней начинается не с начала, а с конца.
Кринн умер.
Пламя, гром, мгла. А затем, каким-то невероятным образом, новый багровый рассвет. В первые ужасные дни после Второго Катаклизма выжившие бродили, спотыкаясь, среди дымящихся руин того, что когда-то было их домами, их городами, их жизнями, и искали ответ. «Кто? — кричали они. — Кто принес в мир это разрушение?» Но это был бессмысленный вопрос. Сквозь пыль, сквозь кровь смеялся я над ними. Ответ был прост, поскольку ответа не было. Кто вызвал Второй Катаклизм? Все мы и никто конкретно. Это не имело значения. Все вокруг изменилось — вот что теперь было важно. Этот мир умирал уже не в первый раз.
Перед Вторым Катаклизмом я вступил в ряды могущественного войска. Не столько я выбрал его, сколько оно — меня. Как и многих других. Но там для меня нашлись место и цель, там моим рукам дали меч, а моему желудку — пищу, и мнилось, что с ними я буду в безопасности на пути к великим свершениям. Они казались такими сильными, такими прославленными,
Потом я был сам по себе. Старый образ жизни, старые правила исчезли, сгорели дотла вместе с бумагой, на которой были записаны. Пора было создавать новые правила, и я был уверен, что те, кто будет их писать, окажутся на вершине этого изменившегося мира. И намеревался стать одним из них. Поэтому и совершил путешествие в эти места.
Я был уже практически возле подножия, когда мне, наконец, удалось ее впервые увидеть.
Опаляющий ветер изменил направление и создал разрыв в тучах из пыли и песка. Огромная куча изломанных глыб цвета высохшей крови возвышалась прямо передо мной, поднимаясь над бесплодными Восточными Дебрями на пять тысяч футов.
Краснокаменная.
Я облизал опухшие губы сухим языком. «Провалиться мне в Бездну», — подумал я и сразу же задумался, не нахожусь ли уже там. Я задирал голову все выше и выше, но вершина была окутана туманом и исчезала в красноватом небе, затянутом сажей от тысячи тысяч пожаров. На мгновение я заколебался. Полагаю, что даже был готов упасть на колени. Как я мог взобраться на вершину этой… этой штуки? Как мог хотя бы помыслить о попытке?
Но я уже прошел такой долгий путь. И не мог повернуть — не в тот момент. Позволив пройти волне слабости, я перевел дыхание и пошел через потрескавшееся поле к беспорядочным нагромождениям у подножия горы.
Впервые я услышал эту историю в таверне неподалеку от Каламана, в грязной забегаловке, в которой бродили свиньи, подъедая с полу объедки, мало отличавшиеся от подаваемого к столу. Путешественник с юга, представившийся торговцем, а по моему предположению — вор и головорез, рассказал мне за плату в виде кружки кислого эля про огромную скалу, выросшую из самих костей Кринна во время потрясений, сопровождавших Второй Катаклизм, и о том силуэте, который он увидел, когда луна осветила вершину: крылатая, похожая на рептилию тень, поднявшая заостренную голову к небу.
Я допил свой эль и задумался.
Снова мне довелось услышать эту историю в деревушке у северного подножия Халькистовых гор, ее рассказала группа паломников, занимавшихся бесплодными поисками божественных знамений. Потом снова — в лагере преступников, притворявшихся, что принимают меня за своего, а ночью собиравшихся перерезать мне глотку, не проделай я этот трюк первым. И вновь слышал, как ее рассказывают в лачуге, в деревне, в городке. Один рассказ я не счел ценным, два других подверг сомнению. Но дюжине поверил — и вот оказался здесь.
Солнце нагревало мою броню. По бровям заструился пот, затекая в глаза и разъедая их. Сотню раз за время путешествия меня соблазняла мысль стащить с себя сковывавшую меня сталь, сбросить ее в какую-нибудь грязную яму или с грохотом швырнуть со скалы, таким образом избавившись от жары и зловония. Но мой путь пролегал через опасные и заброшенные земли. Поэтому я берег свой доспех, берег свою шею.
Я прокладывал путь среди первых каменных завалов, когда увидел дым.
Тонкая темная струйка поднималась ввысь из-за большой каменной шпоры. Я замер. Предполагалось, что зверь будет держаться на высотах пика, но из-за тумана я не видел вершины. Он мог спуститься и блуждать среди щебня в поисках пищи. По правде говоря, он мог счесть меня подходящей добычей прежде, чем мне удалось бы открыть рот и произнести хоть одно слово из тех, что я хотел сказать. Но, по крайней мере, мне не пришлось бы совершать это восхождение. Я пробрался по камням к столбу дыма.