Сага о копье: Омнибус. Том III
Шрифт:
— Ты имеешь в виду Храм в Утехе? — уточнил Патрик.
— Нет, Преподобный. Здешний Храм, в Новом Порте.
— Но в Новом Порте нет Храма Маджере, — сказал Патрик. — Разве ты не помнишь, о чем мы говорили вчера, брат? В Новом Порте всего два Храма: наш и Зебоим.
— Должно быть, ты ошибаешься, Праведный Сын, — с жаром возразил Рис. — Этим самым вечером я встретил несколько монахов Маджере, причем один из них был настоятель. Он говорил о Храме здесь…
— Можешь спросить шерифа, брат, но, насколько мне известно, ближайший Храм Маджере находится в Утехе.
— Да, — ответил Рис. — И встреча была не особенно теплой. Это они меня задержали. Настоятель меня узнал, он знал мое имя.
Он замолчал, чувство умиротворенности и покоя исчезло.
Патрик смотрел на него как-то странно.
— А ты знал этого настоятеля?
— Нет, — сказал Рис. — Никогда не видел его раньше. Я не подумал об этом сразу, был слишком расстроен, но теперь, вспоминая нашу встречу, я понимаю, как это странно, что он знал мое имя. Откуда?
Паслен дернул его за рукав.
— Рис… — начал кендер и замолк.
— Что такое? — нетерпеливо спросил монах.
— Но ведь… если бы ты не опоздал, мы ворвались бы в хижину вовремя, остановили бы Ллеу до того, как он напал на женщину, тогда мальчик не ударил бы Возлюбленного и он не загорелся бы.
Рис стоял молча, сжимая эммиду.
— Монахи продержали тебя как раз столько, сколько нужно, — настаивал Паслен. — Достаточно долго, чтобы ты опоздал, но недостаточно долго, чтобы ты пришел слишком поздно. И вот теперь Праведный Сын Патрик говорит нам, что ближайший Храм Маджере находится в сотне миль отсюда… и… у меня невольно возникает вопрос…
Кендер снова замолчал. Ему не нравилось лицо Риса.
— Какой вопрос? — хрипло произнес монах. Паслен не знал, стоит ли ему продолжать.
— Пожалуй, лучше я задам его утром.
— Нет, скажи, — настаивал Рис.
— Может быть, эти жрецы были ненастоящими, — робко предположил Паслен.
— Ты думаешь, что я говорю неправду? — уточнил монах.
— Нет, нет и нет. Нет, Рис. — Кендер запинался, спеша высказать мысль. — Я думаю, ты думаешь, что они настоящие. Это просто…
Он не знал, как ему объяснить, и обернулся к Патрику, надеясь на помощь.
— Он говорит, что монахи были настоящими, брат, настолько настоящими, насколько было угодно Маджере, — пояснил Патрик.
Рис стоял посреди Храма Мишакаль, вспоминая все события жуткой ночи. Его вдруг охватил сильный гнев.
— Что нужно от меня Богам?! — закричал он.
Патрик посерьезнел. Атта напряглась от его тона, а Паслен отступил на шаг назад.
— Они играют моей жизнью, — продолжал Рис в ярости, — и жизнями других людей. Эта несчастная мать и ее ребенок! Зачем нужно было заставлять их страдать? Теперь память об этой проклятой ночи останется с ними до конца их дней. Если Маджере хотел, чтобы я знал, как убить Возлюбленного, почему он не мог просто прийти и сказать? Зачем Зебоим привела ко мне Мину и затем увела ее прочь?
— Брат Рис… — начал Патрик, дотрагиваясь до плеча монаха. — Пути
Монах смерил его холодным взглядом:
— Избавь меня от проповедей, Праведный Сын. Я достаточно наслушался их.
Он развернулся так резко, что наступил на Атту, которая завизжала от боли, лизнула пострадавшую лапу, но тут же все простила и побежала вслед за хозяином. Паслен сомневался. Он бросил на Патрика затравленный взгляд.
— Кажется, он по-настоящему на меня рассердился, — сказал кендер.
— Нет, — возразил жрец. — Он рассердился на небеса. Время от времени такое происходит с каждым из нас. — Он слабо улыбнулся. — Должен признать, что сейчас я и сам не слишком доволен Богами, но они все поймут. Ступай за ним. Он нуждается в друге.
Должно быть, Рис шагал очень быстро — когда Паслен выбежал на улицу, он не увидел там ни монаха, ни собаки. Он позвал Риса по имени, но не получил ответа. Тогда кендер позвал Атту — и услышал ее лай.
Он поспешил на звук и нашел эммиду, лежащую на мостовой. Монах снимал через голову рясу цвета морской волны.
— Рис, — позвал испуганный Паслен, — что ты делаешь?
— Ухожу, — бросил Рис.
Он кинул рясу к эммиде и пошел, оставшись только в штанах и башмаках, с голым торсом, затем обернулся, увидел, что Паслен так и застыл на месте, а Атта обнюхивает его одежду.
— Ты идешь или нет? — спросил Рис холодно.
— Да, конечно, — откликнулся Паслен.
— Атта! — позвал монах.
Собака посмотрела на него, потом опустила голову и взяла в зубы посох.
— Брось! — сердито приказал Рис.
Атта отпрыгнула назад. Испуганная его тоном, она смотрела на него.
— Атта, идем!
Собака решила, что виновата, хотя так и не поняла, в чем состоит ее вина. Опустив голову и поджав хвост, она потрусила за хозяином. Рис подождал ее, но не стал извиняться за свое поведение ни перед ней, ни перед кендером и зашагал дальше по улице.
Монах понятия не имел, куда идет. Ему нужно было выходить свой гнев, позволить морскому воздуху остудить пылающую кожу. Он слышал, как Паслен топает рядом, слышал, как когти Атты стучат по булыжникам мостовой, значит, они идут за ним. Он не оглядывался. Просто шел вперед.
— Рис, — позвал Паслен через некоторое время, — мне кажется, тебе не удастся уйти от Бога.
Монах слышал голос кендера и лай собаки, но они были какими-то приглушенными, бестелесными, словно доносились из густого тумана.
— Рис. — повторил Паслен.
— Пожалуйста, просто… помолчи! — выдавил Рис сквозь стиснутые зубы. — И ты, Атта, тоже помолчи.
— Ладно, мы оба замолчим, но я подумал, может, сперва сообщить тебе, что нас кто-то преследует.
Рис остановился. Он нарушил первое правило Наставника — поддался собственным чувствам, позволил гневу захватить себя, совершенно позабыл в своей слепой ярости, что они с кендером сейчас одни, ночью, в самом скверном районе города. Он начал разворачиваться, собираясь встретиться с угрозой за спиной, но обнаружил, что угроза поджидает его и впереди.