Сага о короле Артуре (сборник)
Шрифт:
— Нет, я избрал ту дорогу, что обходит равнину с востока. Но тебе ее не присоветую, милорд. Мы рады были свернуть на болотные тропы. Надеялись выйти на Дерийский тракт под Виновней. Но этот дурень, — он дернул плечом в сторону своего раба, — прозевал дорожный указатель. Мне приходится полагаться на него, сам я стал подслеповат и могу разглядеть разве только то, что у меня под самым носом, вот как этот кус курятины. Ну а Ниниан, как обычно, считал облака в небе, вместо того чтобы высматривать дорогу, и к сумеркам спохватились, а где находимся, неизвестно, и где город, позади ли, впереди, кто знает? Боюсь, что мы пропустили поворот, не так ли?
— Да, ты прав. Мы
— У меня в каждом городе дела.
Он разговаривал на удивление спокойно и благодушно. И я порадовался за маленького раба. Тот, стоя у меня за плечом, наливал мне в кружку вино из бурдюка с самым сосредоточенным видом. Бельтан только напускает на себя строгость, подумал я, Ниниан вон совсем его не боится. Я поблагодарил, мальчик с улыбкой поднял взгляд — и я убедился, что строгость, выказанная Бельтаном, оправданна: мысли мальчика явно витали неведомо где, нежная, туманная улыбка была рассеянной, мечтательной. В тусклом свете костра и луны его серые глаза казались подернуты темной дымкой. Во всем его облике, в рассеянной грации его движений было что-то как будто знакомое… Дыхание ночи тронуло холодом мой затылок, и я почувствовал, как волосы у меня зашевелились, точно на загривке у лесного кота.
Мальчик молча отвернулся и склонился над кружкой Ульфина.
— Отведай, милорд, — приглашал меня между тем Бельтан. — Славное вино. Мне его дал один из гарнизонных командиров в Эборе… Где он сам его раздобыл, бог весть, такие вещи лучше не спрашивать, верно?
Он еле заметно подмигнул, вгрызаясь в куриную ногу.
Вино и вправду оказалось славное, темное, густое и ароматное, не уступавшее по вкусу лучшим винам, какие я пивал в Галлии или Греции. Я похвалил его, а про себя подумал: интересно, чем заслужил Бельтан такой ценный подарок?
— Ага! — все с тем же благодушным самодовольством проговорил Бельтан, — Теперь ты гадаешь, как мне удалось вырвать у него такое сокровище.
— Да, признаюсь, — с улыбкой ответил я. — А ты что же, чародей, читающий чужие мысли?
— Не совсем, — усмехнулся он, — Но я опять знаю, что ты сейчас думаешь.
— Что же?
— Ты ломаешь себе голову, не королевский ли маг сидит перед тобой в переодетом виде? Угадал? И вправду, только Мерлиновы чудеса могут заставить Витрувия отдать такое вино… Притом Мерлин, как и я, бродит по дорогам, похожий, говорят, просто на странствующего торговца, в сопровождении одного-единственного слуги, а то и вовсе один. Я прав?
— В оценке твоего вина — бесспорно, да. Должен ли я так тебя понять, что ты не просто «странствующий торговец»?
— Пожалуй, что так, — ответил он, кивая с важностью. — О Мерлине же я слышал, что он оставил Каэрлеон. Куца он направился и с какой целью, никто не знает, но это в его обычае. В Йорке говорят, что верховный король вернется в Линнуис к новолунию, а вот Мерлин взял да исчез на второй день после коронации. — Он перевел взгляд с меня на Ульфина. — А вы о нем ничего не слышали?
В его вопросе не содержалось никакого намека, но лишь любопытство, ведь странствующие мастера и торговцы собирают и разносят новости по всей земле, за что и встречают всюду радушный прием. Для них новости и слухи — просто ценный и ходкий товар.
Ульфин отрицательно потряс головой. Лицо у него было каменное. А мальчик Ниниан нашего разговора даже не слушал — он сидел, отвернувшись, и смотрел в душистый сумрак полей.
Прозвучал переливчатый обрывок птичьей трели — пернатая полуночница завозилась в гнезде, устраиваясь на ночлег. Лицо мальчика сразу озарилось
— Мы пришли с запада, ты угадал, со стороны Дэвы, — ответил я на окольные вопросы Бельтана. — Но новости наши все, должно быть, устарели. Мы продвигались медленно. Я врач и путешествую от больного к больному.
— Вот как? Ну что ж, — сказал Бельтан и с аппетитом надкусил ячменную лепешку, — Зато мы непременно узнаем последние новости, когда доберемся до Корбриджа. Вы ведь тоже туда держите путь? Ну и прекрасно. Да ты не бойся стать моим спутником, я не маг и путешествую в собственном обличье. Даже если люди королевы Моргаузы вздумают сулить мне золото или грозить костром, я всегда смогу доказать им, что они обознались.
Ульфин поднял голову. А я только спросил:
— Как?
— Показав им свое искусство. Пусть говорят, что Мерлин может и то, и это, однако моим видом волшебства невозможно овладеть без обучения. А на это, — добавил он все с тем же веселым самодовольством, — уходит целая жизнь.
— Можно нам узнать, в чем твое искусство?
Мой вопрос был просто данью вежливости. Видно было, что Бельтан и без того собрался нас поразить.
— Сейчас я вам покажу, — Он торопливо дожевал лепешку, утерся и сделал последний глоток вина. — Ниниан! Ниниан! Успеешь еще намечтаться. Вынь мешок да подбрось дров в костер. Мне нужен свет.
Ульфин подобрал сухой сук и бросил в огонь. Взметнулось пламя. Мальчик вытащил увесистый мешок, сшитый из мягкой кожи, и, опустившись рядом со мной на колени, развязал и распластал его в свете костра по земле.
В глазах зарябило, засверкало: играли жаркие блики на золоте, пестрели черные и пурпурные эмали, переливчатые перламутры, густо-красные фанаты и синие стекляшки, вделанные в оправу или нанизанные на нить, — целая россыпь искусно сработанных украшений. Чего там только не было: броши и булавки, ожерелья, амулеты, пряжки для сандалий и поясов и одна пряжка для женского пояска в виде розетки из серебряных желудей. Броши и фибулы по большей части круглые, в три изогнутых лепестка, как у Бельтана на плаще, но были и старой формы — маленькие луки с тетивами, а также изображения животных, среди них один извивающийся прихотливыми кольцами дракончик, сделанный с поразительным искусством из перегородчатой эмали и выложенный гранатами.
Я поднял голову и встретился взглядом с Бельтаном — он смотрел на меня выжидающе. Я не обманул его ожиданий:
— Великолепная работа! Превосходная! Лучше я в жизни не видывал.
Он сиял простодушным удовольствием. А я, поняв, с кем имею дело, окончательно успокоился. Он был художником, а художники живут похвалой, как пчелы — нектаром. И, кроме собственного художества, их мало что занимает. Вот почему он не выказал интереса, когда я назвался ему врачом. Задал лишь несколько безобидных вопросов, охочий до любых новостей, как всякий странствующий мастер, ведь о событиях под Лугуваллиумом до сих пор рассказывали легенды по всей Британии, и разве не соблазнительно было бы узнать, где сейчас находится герой этих сказок, волшебник Мерлин? Можно было не сомневаться, что он не подозревает, кто я. Я стал расспрашивать о его работе, побуждаемый самым искренним интересом: я всегда старался, где можно, знакомиться с искусством других людей. Его ответы убедили меня, что все эти украшения он сделал своими руками, а заодно и разъяснилось, за что ему было плачено таким превосходным вином.