Сага о короле Артуре (сборник)
Шрифт:
Герцог замялся, и Алиса поспешно докончила за отца:
— Про королеву Моргану, которую король Регеда отослал от себя и запер в монастыре Каэр-Эйдина? Ну конечно, я знаю; об этом повсюду толковали. Да только случилось это бог весть когда.
Алиса не стала уточнять, что, конечно же, повсюду толковали в подробностях еще и о непотребной интрижке королевы, что усугубила предательство Морганы, так что супруг ее был вынужден отослать от себя прелюбодейку и передать ее на суд верховного короля.
— Нет-нет, — поправил герцог. — Я не про Моргану. Я имел в виду ее сестру Моргаузу, вдову короля Лота Оркнейского, которая жила на северных островах до тех пор, пока верховный король не призвал ее на юг, к своему двору в Камелот, вместе с сыновьями. С тех пор мальчики состоят у него на службе, но королева Моргауза, в наказание за некий давний проступок, жила в заточении в монастыре, как и ее сестра.
Алиса
Гадая про себя, каким, собственно, образом старые сказки о колдовстве и интригах затрагивают ее отца, Алиса переспросила:
— Да, о пребывании королевы Моргаузы в Эймсбери я знаю. Но ты сказал: «жила в заточении». Значит, она обрела свободу? Что, собственно, произошло?
— Моргауза убита — умерла от руки собственного своего сына, Гахериса.
Алиса потрясенно глянула на отца, а герцог вдруг резко подался вперед, с досадой хлопнув ладонями о подлокотники.
— Ну вот, мы обсуждаем твое замужество, а я по-прежнему обхожусь с тобой, как с ребенком. Прости меня, родная! Слушай, я расскажу тебе все как есть. Отвратительная вышла история. Королева Моргауза, даже живя в монастыре, при том что грехи прошлого замаливать подобало, умудрялась обзаводиться любовниками. Не знаю, кого и как она приближала, но последним стал Ламорак. Он командовал гарнизоном, размешенным неподалеку на равнине, и впервые встретился с этой женщиной, отправившись в Эймсбери с королевским поручением. Кажется, Ламорак повел себя достаточно благородно; он собирался жениться на Моргаузе, так что, можно сказать, обладал неким правом разделить с ней ложе. Но, как бы уж там ни было, Ламорак находился с нею. А Гахерис, один из сыновей Моргаузы, тайно явился в монастырь под покровом ночи, дабы повидаться с матерью, застал ее с полюбовником и, ослепленный яростью, выхватил меч и зарубил несчастную. Дальнейшее я представляю себе весьма смутно, но напасть на Ламорака Гахерису как-то помешали. Впоследствии Ламорак вручил меч верховному королю и сам отдался на милость короля. Его отослали за пределы королевства. Причем ради его же собственной безопасности. Оркнейский клан — Гахерис и его братцы дики и необузданны, а король пытается предотвратить раздор между своими рыцарями. Гахерис тоже изгнан. — Герцог перевел дыхание. — Сама понимаешь, что все это значит.
— _ То, что Дриан покинул королевство вместе с братом?
— Нет, не то. Пока еще нет. В ту пору Дриан находился в замке Друстана в Нортумбрии — может, он и сейчас там. Но я слышал, будто Гахерис поклялся, что бы там ни предпринимал верховный король, выследить Ламорака и убить его. А тогда, в свою очередь, мести того и гляди возжаждет Ламоракова родня. И все завертится по кругу, ибо кровь требует крови… — Голос герцога зазвучал устало. — Вот такие дела… и конец нашим планам насчет брака с молодым Дрианом. Я не допущу, чтобы моя дочь и мой дом оказались втянуты в кровавую распрю. Остается только благодарить Господа, что вести прибыли вовремя. Я-то и письмо написал, и ушло бы оно завтра на север вместе с гонцом. А теперь уж не отошлю. Так что в конце концов ты свою отсрочку получила, и нам предстоит снова хорошенько поразмыслить.
Девушка потупилась, сцепила руки на коленях.
— Я помолюсь за них. За Ламорака, который не замышлял никакого греха из тех, что нам ведомы, и за Дриана, который ничего греховного не совершил.
Воцарилось молчание. Герцог грел руки над жаровней. Алиса сидела, не поднимая головы.
Наконец девушка встрепенулась, обвела взглядом комнату. Тихие, залитые солнцем покои; жаровня струит тепло; плотные драпировки скрывают каменные стены; рамы для гобеленов, корзинки с мотками разноцветной шерсти, прялка, пристроенная в уголке арфа… Ее комната, ее привычная комната, где за занавесями скрывается
Но ведь если бы не доставленные гонцом вести, этот мир того и гляди был бы нарушен. И от одной этой мысли просто в дрожь бросало. Брачный союз с Дрианом казался таким удачным как для нее самой («безземельный юноша, который не увезет меня из родного дома»), так и для будущего Розового замка. Но даже если бы не трагедия в Эймсбери, что бы из этого всего вышло? Если бы Ламорак женился на королеве Моргаузе, а леди Алиса стала бы женою Дриана, кто знает, что за тени злой магии и былых грехов (а народная молва не оставляла места недомолвкам) наползли бы с севера и осквернили бы окраины обожаемой земли?
Солнце зашло. Алиса обернулась к окну и залюбовалась видом, что всегда ласкал ее взор, а сейчас, когда на окрестности пала тень, воображаемая и реальная, показался ей в тысячу раз прекраснее, чем обычно. Лишь бы его не утратить; пожалуйста, возлюбленный Господи, я все сделаю, чтобы сохранить его и вернуть отцу душевное спокойствие. Все, что угодно, сделаю!
Девушка оглянулась на отца: тот, стареющий и седой, молча сидел в сумрачной тени. И Алиса, отринув нахлынувшее на нее чувство облегчения, принялась утешать герцога:
— Да, может, все еще как-нибудь обойдется, отец. Может, никакой опасности нет, и Дриану с его семейством ничего не угрожает. Ты подождешь новых известий или хочешь сразу написать в Банног-Дун к Мадоку, узнать, что он про себя думает?
Помянутый Мадок владел крепостью — слишком маленькой, чтобы заслужить название замка, — на северной границе Регеда. Герцогу Ансерусу он приходился дальней родней; узы родства связывали его и с королем Баном Бенойкским. По сути дела, именно к нему должен был отойти Розовый замок при отсутствии иных наследников мужеского пола — то есть при отсутствии сыновей у Алисы. Претендовал граф на замок, что называется, с боку припеку — нет, на основаниях вполне законных, но через младшего сына два поколения назад, однако притязание это вполне могло иметь силу, за неимением более весомых. А ведь прямую линию теперь представляла только Алиса.
Герцог встрепенулся, выпрямился; в лице его, к вяшей радости девушки, отразилось облегчение.
— Об этом я и пришел спросить тебя, помимо всего прочего. Кажется, это наилучший выход.
Девушка улыбнулась и как можно небрежнее обронила:
— У меня есть выбор?
— Конечно.
— Я смутно помню Мадока со времен детства. Сильный мальчуган и храбрый. Ты с тех пор с ним виделся, верно, отец? Какой он?
— По-прежнему и силен, и храбр. Он воин, но, сдается мне, ему поднадоело служить Бенойку и он мечтает о собственных землях. — Герцог серьезно поглядел на дочь и кивнул. — Хорошо. Я напишу ему. Думается мне, это хороший выбор, моя Алиса. Я покажу тебе письмо — до того, как гонец поутру отправится на север. А сейчас давай оставим этот разговор, ладно? Да, знаю, я сам сказал, что дело не терпит, и хотелось бы мне уладить его поскорее, да только я разумел скорее месяцы, чем дни. К зиме оно будет в самый раз.
Вот теперь Алиса испытала неподдельное облегчение, которое, впрочем, попыталась по возможности скрыть.
— К зиме? А ведь эта зима только началась, впереди еще почитай что три месяца?
Герцог улыбнулся:
— Ну да, я говорю о следующей зиме. Ты правильно угадала, моя Алиса. В апреле мы отправляемся в паломничество. В мое последнее паломничество, перед тем как я удалюсь на долгий — и долгожданный — покой в наш собственный монастырь Святого Мартина здесь, в Регеде… А тебя оставлю здесь — благополучно устроенную, и замужем, и, дай Господи, под защитою надежного меча. — Ансерус повернул руку, что покоилась у него на коленях, ладонью вверх. — Ты же знала, что ждать уже недолго и вскорости я уйду от мира. Хворать я не хвораю, вот разве что кости малость поскрипывают, но замечаю, что стал легко уставать, а зимними месяцами все больше и больше утомляет меня необходимость выезжать верхом и печься о наших землях и подданных. Я рад буду переложить эти заботы на плечи хозяина помоложе и удалиться к мирной монастырской жизни. Мы с тобою об этом много раз толковали.