Сага о Йёсте Берлинге (другой перевод)

Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса

Конечно, в смысле житейском Йёста Берлинг неудачник. У него нет целеустремленности, он, как ибсеновский Пер Гюнт, считает, что «кривая вывезет». Но писательница заставляет нас полюбить чистоту сердца и благородство Йёсты Берлинга.

Общество «кавалеров» во главе с Йёстой Берлингом — в понимании Сельмы Лагерлёф — принадлежит тому «доброму старому времени», которое воспевает писательница. Милым призракам прошедших дней с их беззаботностью и бескорыстием противопоставляются заводчики — люди грубые, одержимые жаждой материальной наживы, безжалостно разрушающие старые патриархальные устои. Такой злой, жадный и эгоистичный заводчик выведен в «Саге о Йёсте Берлинге». Это — Синтрам. Самая внешность его отвратительна:

неуклюжее обезьянье тело с длинными руками и лысая голова с безобразным лицом. Синтрам всюду сеет раздор, он любит разрушать старую дружбу, превращая ее в ненависть, и отравлять сердца людей ложью и клеветой.

Сельма Лагерлёф даже придает Синтраму сказочный облик нечистого — с рогами, хвостом, лошадиными копытами, мохнатым телом. Таким является этот заводчик в зимние ночи, проникая сквозь каминные трубы, пугая своим видом женщин и детей. Конкретный герой «нового времени» — предприниматель, хозяин, владелец завода — грубо вторгается в мир фантазии, губя благополучие дворянский поместий и крестьянских усадеб. В реальные черты Синтрама-человека вплетены и черты фантастические. Народное мышление видит «человека в образе дьявола и дьявола в образе человека». Так Сельма Лагерлёф изображает Синтрама, и опять-таки не в классовом разрезе, а в «общечеловеческом»: она осуждает его не за то, что он заводчик и эксплуататор, а за то, что он злой себялюбец.

Сельма Лагерлёф проповедует гуманность, доброту, чистосердечность, любовь к людям. Все это, как уже было сказано, преподносится в виде христианской морали, богобоязненного отношения к своим поступкам. В «Йёсте Берлинге» все действие протекает в течение года — от рождества и до рождества; и, характеризуя этот год, Сельма Лагерлёф дает понять, что он был годом кары господней для всех, кто погряз в грехах, легкомыслии и черствости. С этих позиций она показывает и эволюцию своего главного героя. От любовных похождений и мечтательного времяпрепровождения в кругу «кавалеров» Йёста Берлинг приходит к мыслям о раскаянии, к заботе о простом народе. Он мечтает «жить так бедно, как мужики живут», и любить «этих жалких людей в грубых рубахах и вонючих сапогах».

Как же представляются Сельме Лагерлёф отношения между помещиками и крестьянами? Она мечтает о добровольном «союзе» между ними, причем помещики должны смирить свою гордость и стать человеколюбцами, а крестьяне — подчиняться добрым господам.

Писательница понимает, что в современной ей капиталистической Швеции такой «союз» осуществить невозможно. Поэтому она зовет вернуться к патриархальному прошлому. «Хорошо жилось прежним обитателям усадьбы, время их делилось между работой и удовольствиями, — они сеяли рожь, но сажали также розы. Платья их были изготовлены из домотканой материи, но жили они беззаботно, и никто их не притеснял».

Реакционные стороны мировоззрения Сельмы Лагерлёф мешали ей видеть будущее. Оно пугало ее перспективами социалистического движения, что резко сказалось в более позднем романе писательницы «Чудеса антихриста» (1897).

И все же ошибочно было бы безоговорочно называть Сельму Лагерлёф реакционной писательницей и считать ее творчество неприемлемым для нашего мироощущения. Ведь в «Саге о Йёсте Берлинге», как и в некоторых других повестях и романах шведской писательницы, звучит глубокая жизнерадостная вера в светлую природу человека. Это гимн труду, созиданию, всеобъемлющее чувство материнства, прославление вечно живущей природы.

Эта книга переведена почти на все языки мира, многие знают Швецию и шведскую литературу только по произведениям Сельмы Лагерлёф. «Сагу о Йёсте Берлинге» не раз инсценировали для театра, по ее мотивам написано и поставлено одиннадцать киносценариев. Художественные достоинства «Саги о Йёсте Берлинге» считаются общепризнанными.

Здесь не раз упоминалось о своеобразии этого произведения. В чем же

оно заключается? Прежде всего в том, что Сельма Лагерлёф создала свой стиль сказки-повествования — ритмически насыщенный, сочетающий серьезность с шуткой, фантастику с психологической обрисовкой характеров. Удивительный дар рассказчицы, свойственный Сельме Лагерлёф, давно отмечен всеми критиками, писавшими о ней. Страстная эмоциональность писательницы сочетается с мужественностью, с глубокой убежденностью в правоте своих мыслей и чувств. Это определяет силу таланта Сельмы Лагерлёф, отмеченную и А. М. Горьким. В письме от 2 июня 1910 года к писательнице Л. А. Никифоровой он говорил: «Позвольте указать Вам на двух писательниц, которым я не вижу равных ни в прошлом, ни в современности: Сельма Лагерлёф и Грация Деледда. Смотрите, какие сильные перья, сильные голоса! У них можно кое-чему поучиться и нашему брату мужику».

Характерно, что А. М. Горький сближает двух таких казалось бы разных писательниц, как Сельма Лагерлёф и итальянская романистка и новеллистка Грация Деледда. У Сельмы Лагерлёф на первом месте романтический пафос, увлечение фантастикой; у Грации Деледда — суровая реальность жизни сардинских крестьян и интеллигентов, вышедших из их рядов. Различие писательской манеры Сельмы Лагерлёф и Грации Деледда не снимает главного в их творчестве: высокой человечности, которая господствует в произведениях двух писательниц, живших в столь различных странах, как Швеция и Италия.

Народные мотивы, широкое использование шведского народного творчества весьма отчетливо звучат у Сельмы Лагерлёф. Обрабатывая народные легенды и сказания, писательница углубляет психологические мотивы поступков людей. Ей также весьма присущ так называемый «анимизм» — образное оживление неодушевленной природы. В главе «Ландшафт» («Сага о Йёсте Берлинге») горы беседуют с равниной, которая жалуется на печальную судьбу. Все предметы, даже старые экипажи, размышляют о своей горькой участи. «Дайте нам отдохнуть, дайте нам развалиться, — просят старые экипажи. — Довольно мы тряслись по дорогам, довольно мы впитали в себя влаги во время проливных дождей. Дайте нам отдохнуть!»

Тут само собой напрашивается сопоставление со сказочным миром Г. X. Андерсена. Конечно, Сельма Лагерлёф не избежала воздействия датского сказочника. Правда, он непосредственнее и веселее, их роднит между собой не только поэтический «анимизм», но и та доброта и гуманность, которые лежали в основе этических понятий обоих писателей. Любопытно ознакомиться с кругом чтения Сельмы Лагерлёф, с теми мировыми именами, которые, по собствен* ному признанию писательницы, были «вечными спутниками ее духовной жизни». Она писала: «Я увлекалась Диккенсом и Теккереем, Доде и Флобером, Ибсеном и Бьёрнсоном, Тургеневым и Толстым, Андерсеном и Якобсеном». Но, пройдя сквозь все эти «увлечения», Сельма Лагерлёф не стала простой подражательницей. Ее никак нельзя упрекнуть в каком-либо эпигонстве. Тот стиль, который писательница нашла в «Саге о Йёсте Берлинге», был подлинно новаторским. Недаром он вызвал ряд подражаний, и в первую очередь в шведской литературе. Вслед за первенцем Сельмы Лагерлёф появились «Гитара и гармоника» Густава Фрединга, «Лирические стихотворения и фантазии» Пера Халльштрема, «Легенды и песни» Оскара Левертина.

Йёста Берлинг стал не только героем родного края Сельмы Лагерлёф, но и национальным шведским героем.

3

Бывают, по известному латинскому выражению, «авторы единой книги». Сельма Лагерлёф не принадлежит к их числу. Если «Сага о Йёсте Берлинге» считается непревзойденным шедевром писательницы, то и в дальнейшем в ее творчестве можно найти немало значительных произведений. «Сага о Йёсте Берлинге» была признана на родине Сельмы Лагерлёф не сразу, но принесла ей славу несколько позже и утвердила ее в правильности выбранного пути.