Сага о Йёсте Берлинге (другой перевод)
Шрифт:
Ничем на свете они так не дорожат, как этим железом. Они обращаются с ним, как с самым хрупким стеклом, они бережно прикрывают его брезентом. Ни единый кусочек железа не должен оставаться под открытым небом. Этим тяжелым серым полосам суждено восстановить былую честь Экебю. Никто не должен их видеть. О Экебю, край обетованный, да не померкнет слава твоя!
Ни один из кавалеров не остался дома. Даже дядюшка Эберхард оставил свою рукопись, а кузен Кристоффер выполз из своего угла возле камина. Даже кроткий Лёвенборг и тот отправился в плаванье. Да и кто может остаться в стороне, когда на карту поставлена честь Экебю.
Но Лёвенборгу вредно смотреть на воды Кларэльвена, вот уже тридцать семь лет
Тридцать семь лет назад на глазах у Лёвенборга утонула его невеста в Кларэльвене, и с тех пор рассудок его помутился.
И теперь, когда он стоял на барже и смотрел на воду, в его одряхлевшем мозгу стало расти беспокойство. Серая струящаяся река, подернутая мелкой сверкающей рябью, — это большая змея с серебристой чешуей, которая притаилась и поджидает жертву. Желтые высокие песчаные откосы, среди которых река проложила путь, — это стены ловушки, а на дне притаилась змея. Широкая дорога, которая упирается в откос и по глубокому песку пробирается вниз к переправе, где стоят баржи, — это жерло, ведущее прямо в ужасную, гибельную пропасть.
Бедный старик пристально всматривается вдаль своими маленькими голубыми глазками. Его длинные седые волосы развеваются по ветру, а лицо, обычно покрытое лишь легким румянцем, сейчас побледнело от ужаса. Он словно предчувствует, что вот сейчас на дороге появится человек и бросится в пасть притаившейся змеи.
Кавалеры уже собираются отчаливать и берутся за длинные шесты, чтобы, оттолкнувшись от пристани, вывести баржи на середину реки, но слышат предостерегающий крик Лёвенборга:
— Постойте! Говорю вам, постойте!
Кавалеры, конечно, понимают, что покачивание баржи на волнах вызывает у него беспокойство, но они невольно задерживают в воздухе поднятые шесты.
Лёвенборгу продолжает казаться, что река стережет свою жертву, что скоро кто-нибудь обязательно появится на дороге и бросится в реку, — и он делает предостерегающий жест, указывая на дорогу, словно он вдруг увидел кого-то.
И вот произошло одно из тех совпадений, какие иногда бывают в жизни. Тому, кто еще не утратил способности удивляться, может показаться невероятным, что кавалеры оказались со своими баржами у переправы на Кларэльвене именно в то утро, когда графиня Элисабет отправилась в свое странствие на восток. Но, несомненно, было бы еще более удивительным, если бы молодой женщине никто не помог в ее беде. Случилось так, что она, проблуждав всю ночь, вышла на дорогу, ведущую к переправе, именно в тот момент, когда кавалеры собирались отчалить. Они остановились и не спускали глаз с незнакомки, пока она договаривалась с перевозчиком, а тот отвязывал лодку. На ней было крестьянское платье, и поэтому они не узнали ее. Но они все смотрели и смотрели на нее, потому что в ее облике было что-то знакомое им. Пока она разговаривала с перевозчиком, на дороге показалось облако пыли, а из облака вскоре появилась большая желтая карета. Графиня Элисабет тотчас же догадалась, что эта карета из Борга: ее ищут и вскоре настигнут. Она поняла, что лодка перевозчика не спасет ее теперь, и единственное место, где она может укрыться, — это баржа кавалеров. Она бросилась к ним, не думая о том, что это были за люди. И хорошо, что она не узнала их, потому что иначе она бы скорее бросилась под копыта лошадей, чем искала бы спасения на барже.
С криком: «Спрячьте меня, спрячьте меня!» — взбежала она на палубу, но споткнулась о железные брусья и упала. Кавалеры старались ее успокоить и тут же быстро отчалили
В экипаже сидели граф Хенрик и графиня Мэрта. Граф выскочил из кареты, чтобы спросить у перевозчика, не видел ли тот его жены. Но поскольку графу Хенрику было немного неудобно расспрашивать о сбежавшей жене, он стал задавать вопросы следующим образом:
— У нас кое-чего не хватает!
— Ах, вот оно что! — сказал перевозчик.
— Да, кое-чего не хватает. Я хотел бы знать, не видели ли вы чего-нибудь здесь?
— О чем вы спрашиваете?
— Это не имеет значения! Но кое-чего у нас не хватает. Я спрашиваю вас, не перевозили ли вы сегодня чего-нибудь на ту сторону?
Однако ему так и не удалось ничего разузнать, и графине Мэрте пришлось самой разговаривать с перевозчиком. Не прошло и минуты, как она уже знала, что беглянка находится на борту одной из барж, медленно скользящих вниз по течению.
— А что это за люди там, на баржах?
— Да это кавалеры, как их называют здесь.
— Вот и прекрасно, Хенрик, — проговорила графиня. — Что ж, твоя жена теперь в надежных руках. Мы можем спокойно ехать домой.
Но напрасно думала графиня Мэрта, что на барже радуются случившемуся. Пока желтая карета не скрылась из вида, молодая женщина неподвижно сидела на куче железа, не произнося ни слова, и не отрываясь смотрела на берег.
По всей вероятности, она узнала кавалеров уже после того, как желтая карета уехала. Она вскочила и, казалось, снова хотела куда-то бежать, но стоявшие вокруг кавалеры остановили ее, и она с жалобным стоном опять опустилась на кучу железа.
Кавалеры не решались заговорить с ней и не задавали вопросов. У нее был такой вид, словно она сошла с ума.
Эти беззаботные люди почувствовали на себе всю тяжесть ответственности. Железо и то было достаточно тяжелым бременем для их непривычных плеч, а тут еще приходилось опекать молодую знатную даму, сбежавшую от мужа.
Встречая эту молодую даму зимой в обществе, некоторые из них вспоминали о своей маленькой сестренке, которую они когда-то любили. Когда они играли или боролись с ней, им приходилось быть осторожными, а когда они болтали с ней, то старались избегать грубых слов. Если случалось, что чужой мальчик обижал ее во время игры или распевал перед ней нехорошие песенки, то они яростно набрасывались на него и задавали основательную трепку, потому что их маленькая сестра не должна была слышать ничего дурного, не должна была терпеть обиды и соприкасаться со злом и ненавистью.
Графиня Элисабет была всем им веселой сестрой. Иногда она вкладывала свои маленькие ручки в их огрубелые лапы и, казалось, говорила им: «Посмотрите, какая я хрупкая и беспомощная. Но ты — мой старший брат, ты должен защищать меня и от других и от самого себя!» И в ее присутствии они всегда вели себя настоящими рыцарями.
Но сейчас кавалеры смотрели на нее со страхом и едва узнавали ее. У нее был такой истерзанный вид, она страшно исхудала, шея ее потеряла мягкие округлые линии, а лицо стало прозрачным. Она, вероятно, упала и расшиблась во время ночного странствия, потому что из ранки, которая у нее была на виске, капля за каплей сочилась кровь, и ее волнистые светлые волосы слиплись от крови. Платье на ней стало грязным от долгих блужданий по траве, а башмаки были стоптаны. Кавалеры испытывали какое-то тяжелое чувство при виде ее; она казалась им незнакомой и чужой. У той графини Элисабет, которую они знали, не было таких обезумевших, горящих глаз. Их бедную сестричку едва не довели до помешательства. Казалось, будто какая-то другая душа, душа из иного мира борется с настоящей душой за обладание этим измученным телом.