Сага про золотого цверга. Дилогия
Шрифт:
– Это его посвятил в сэшвуй Анатолий Ратников? – спросил Евсро.
– Да, его. Не знаешь, что с ним стало?
– Знаю, – Евсро резко помрачнел. – Он был в зоне бомбардировки.
Якадзуно смутился, он не хотел напоминать другу о том, от чего так болело его сердце. Другу? Да, пожалуй, другу. Как это ни странно, служитель культа Фэрв стал для Якадзуно самым настоящим другом.
– У вас, ящеров, бывает дружба? – неожиданно для самого себя спросил Якадзуно.
Евсро улыбнулся, он старательно изобразил
– Бывает, – сказал Евсро. – У нас дружба встречается реже, чем у людей, но она гораздо крепче. Вы, люди, называете другом каждого, кого не хочется удавить, когда с ним разговариваешь. А для нас дружба – это когда ты готов отдать жизнь за друга, когда твое счастье невозможно, если твой друг несчастлив. Ты делишься с другом всем, что у тебя есть, в радости и в печали, ты и твой друг – одно целое и в целом мире нет ничего, что могло бы заставить тебя не выполнить просьбу друга.
– У нас это называется «любовь».
– Я знаю. Вам не повезло, у вас есть любовь, и потому вам не дана настоящая дружба. Мы не испытываем такой любви к женщинам, для нас совокупление – священный долг и почетная привилегия, но мы не дружим с женщинами, которых любим. Мы чувствуем ответственность, мы проявляем заботу, мы относимся к ним с пониманием и сочувствием, но дружбы между мужчиной и женщиной не может быть, потому что наши пути слишком разные. Мужчина охотится и сражается, строит, думает, творит и управляет. Женщина собирает растения, изготовляет изделия, несет яйца и выращивает детей. Женщина не думает о вечном, у нее другой путь.
– Разве дружить можно только с тем, кто идет по твоему пути?
– Я не знаю, – Евсро неопределенно помотал головой. – Я всегда думал, что это так, но теперь я думаю, что истина гораздо сложнее. Мы с тобой очень разные, мы принадлежим к разным биологическим видам, но все чаще мне кажется, что мы можем стать друзьями. Правда, странно?
– Ты будешь смеяться, но я чувствую то же самое.
– Что в этом смешного?
– Ничего. Это такая человеческая поговорка.
– Вы странные.
– Для меня странные вы.
– Да, я знаю.
На этом разговор закончился сам собой. А минут через десять впереди открылась пепельная равнина, которой раньше не было.
Похоже, эта территория подверглась бомбардировке дня на два позже, чем ящерские территории. Якадзуно посмотрел на карту и внезапно понял… Нет, он не готов был признать это даже в мыслях, он немедленно погасил экран бортового компьютера и впился в лобовое стекло невидящим взглядом. Он видел далеко впереди стенки большого рукотворного кратера, но не верил в то, что видел. Это было слишком страшно.
Города Исламвилля больше не существовало. Там, где раньше была автостоянка, громоздились искореженные груды
– У тебя есть радиометр? – спросил Якадзуно, обращаясь к Евсро.
– Что?
– Значит, нет. Давай подъедем поближе вон к тем машинам.
– К каким машинам?
– Видишь вон там искореженные железки?
– Раньше это были машины?
– Да. Похоже, один «Муфлон» и две «Капибары».
Евсро ничего не сказал, только тихо прошипел нечто неразборчивое.
«Муфлон» мягко приземлился на бывшей автостоянке. Якадзуно выбрался из машины и спрыгнул на сухую обугленную землю, покрытую густой коркой мелких трещин Здесь основательно поработало пламя, не сохранились даже толстые стволы вековых деревьев, которые, как помнил Якадзуно, раньше росли если не точно здесь, то совсем рядом Вопрос в том, каким было это пламя электрическим или ядерным?
Якадзуно подошел поближе к тому, что раньше было «Муфлоном», и понял, что изучать тут нечего. Нет, поизучать останки «Муфлона», в принципе, можно, но ответа на интересующий вопрос это не даст. Надо лезть в кратер.
– Как отличить ядерный взрыв от электрического? спросил Евсро.
– После ядерного взрыва местность отравлена.
– Радиоактивное заражение?
– Да.
– Как его определить?
– Нужен радиометр.
– А без радиометра?
– Залезаешь в кратер, сидишь час, потом вылезаешь. Если через месяц не заболеешь, значит, опасности нет.
– Яд действует так медленно?
– Медленно, но верно.
– Он какнибудь определяется: по запаху или както еще?
– Без приборов – никак. Говорят, в очень больших дозах радиация пахнет грозой, но если ты унюхал этот запах, можешь считать себя трупом.
– Находиться здесь опасно?
– Не знаю. В развалины лезть точно не следует. Да и что там искать? Если кто и остался в живых в дальних коридорах, они уже давно ушли.
– Может, они оставили какуюнибудь записку?
– Чтобы ее нашли люди братства? Вряд ли.
– Логично. Внутри может быть исправное оружие?
– Наверняка. Только если взрыв был ядерным, им нельзя пользоваться. На дне воронки заражение самое сильное. Через пару месяцев основные изотопы распадутся, тогда можно будет снарядить экспедицию.
Евсро задумался.
– Говоришь, яд действует через месяц? – наконец спросил он.
– Поразному, – ответил Якадзуно, – в зависимости от дозы. В малых дозах болезнь начинается через тричетыре недели. Есть еще, правда, симптомы первого дня… Слушай, ты же жил в Олимпе, неужели ты ничего не знаешь про ядерное оружие?