Сага
Шрифт:
Несмотря на заметный прогресс нашей «художественной виртуальности», первые две недели декабря выдались очень сложными. За короткий срок наш энтузиазм несколько поиссяк, и мы перестали заботиться о качестве. Похоже, что при пробуждении мы теряем чувство юмора, а на его возвращение нам требуется несколько часов. Что может быть хуже этого? Матильда объясняет наше состояние общей усталостью, неизбежной при том режиме работы, которого мы придерживаемся вот уже два месяца. Последние дни Жером работает в замедленном темпе и острит все реже. Его брат сохраняет обычную невозмутимость, но в отличие от нас, он не испытывает таких нагрузок. Я не перестаю ворчать на наступившую зиму, которая
Сегюре требует, чтобы Мария чаще звонила в службу психологической помощи, а Камилла чаще посещала психоаналитика. Действительно, трудно придумать что-нибудь более дешевое. Но когда мы с Луи вкладываем максимум энергии в наши диалоги, то нередко полностью выдыхаемся к концу серии. Вчера нам удалось уладить часть проблемы: после монолога, потрясающего глубиной трагизма, Камилла встает с дивана, пожимает руку психоаналитику и уходит. Когда она спускается по лестнице, раздается выстрел. Психоаналитик, не выдержав такого проявления отчаяния, вышел из игры.
Жером занят разборками Джонаса с террористом Педро Менендесом «Белым». Никто не знает, почему тот устраивает взрывы. Здания, в которые он подкладывает бомбы, самые неожиданные: музей Гревэн, Министерство обороны, Триумфальная арка, ярмарка в Троне, Серебряная башня, почтовое отделение Лувра и так далее. Все это насилие – чистая абстракция, так как по требованию Сегюре мы вынуждены ограничиваться экстренными сообщениями о взрывах по радио, чем безумно разочарован Жером. Поэтому с каждой серией Менендес становится все более агрессивным. О нем самом почти ничего не известно, если не считать того, что он все время читает Кафку.
Матильда занята прежде всего Милдред и Существом. Стоит этим двоим оказаться вместе, как все становится возможным. Наверное, Матильда хочет продемонстрировать весь спектр духовных и физических связей, возможных между мужчиной и женщиной. Я никогда не встречал ничего более откровенного! Сегюре этого не замечает. Он даже не может понять, когда Вальтер трезв, а когда пьян, если того не показывают валяющимся среди пустых бутылок. Поскольку мы не придумали Существу ни торчащего хвоста, ни свисающего языка, он не видит ничего плохого в том, чтобы молодые люди развлекались в запертой комнате. Не представляю, что было бы, если бы он только понял, до какой степени неприличия мы доходим! Откровенные жаркие сцены иногда достигаются сочетанием некоторых слов с определенными жестами. По сравнению с ними, настоящая порнография в передачах конкурирующего канала выглядит как лекции по биологии.
Одному Богу известно, как мне хочется, чтобы в этот момент кто-нибудь пробудил мою чувственность…
Особенно с той поры, как я неожиданно ощутил внутри себя странный жар. Не в сердце, не в голове, а где-то между пупком и низом живота.
Искра, грозящая перерасти в пылающий костер.
Мне трудно признать, что это состояние вызвано отчуждением, возникшим между мной
Во время этого периода физической глухоты я также заметил, что ночные передачи «Саги» оказывают на меня странное воздействие. В одну из бессонных ночей я открылся Жерому.
– Ты ничего не чувствуешь, когда наши героини отдаются во власть переживаний, которые мы придумываем?
– Если бы здесь играла Грета Гарбо или Фэй Данавэй, то, может быть, не знаю, но я уверен, что ни мадам Пластырь, ни эта шлюха, играющая Камиллу, не заставят меня лезть на стенку.
– А их интимная жизнь?
– …?
– Возьми, к примеру, ту сцену, когда у Камиллы едет крыша и она пытается соблазнить Вальтера. Помнишь, что она говорит, оказавшись с ним наедине?
– Не очень.
– Она дает ему понять, что сбрила себе волосы на лобке специально для него и перечитала де Сада, чтобы подготовиться к их свиданию. Она не высказывает этого прямо, но смысл получается именно таким.
– Ну и что?
– Когда я смотрел эту сцену и видел, как девица, играющая Камиллу, выпячивает грудь перед битником-дегенератом, когда я слушал, как красиво она разглагольствует о сексе, то спрашивал себя, имеем ли мы право использовать ее для возбуждения наших фантазий и играть с либидо других людей, даже если это вымышленные персонажи.
Он посмотрел на меня с такой же подозрительностью, как дикарь смотрит на высаживающегося на берег миссионера.
– Кажется, ты уже давненько не мял простыни в постели с девицей, приятель.
– …?
Чтобы скрыть смущение, я сделал вид, что озабочен вовсе не этим. И принялся разглагольствовать в стиле Гитри, – раздражающая напыщенность, ошеломляющие парадоксы, – чтобы доказать: нельзя все на свете объяснять бессознательным сексуальным влечением, что бы там ни говорил Фрейд. Люди не делятся на половых гигантов и евнухов. Миф о человеке, управляемом своими железами, это вымысел ханжей и так далее. Я вернулся домой уверенный, что достойно выпутался из сложного положения.
На следующий день, когда Луи попросил меня перечитать одну сцену, мне пришлось изменить мнение по этому вопросу.
Сцена 23. Комната Камиллы. Павильон. День
Джонас с разрешения Камиллы входит в комнату. Она налаживает микрофон, который Джонас передал ей в шестнадцатой серии.
Камилла . Пароль все прежний: «Сыграть на квит»?
Джонас . Нет, вчера его изменили. Теперь это: «Все застопорилось».
Камилла . И вы меня не предупредили! Вам не кажется, что я имею право возмутиться?
Джонас . Во сколько у вас встреча с Менендесом?
Камилла . В двадцать часов у него в отеле.
Джонас . Как вы собираетесь одеться?
Камилла . Это меня спрашивает полицейский или влюбленный?
– Как думаешь, нормально?
– Ты где-то витаешь, Марко…
Я был неспособен сказать ему, что прочитал на самом деле: