Сага
Шрифт:
Сердце начинает биться нормально. Я облегченно вздыхаю и на мгновение закрываю глаза.
Покой.
Представляю, как проведу оставшиеся годы жизни в этом баре, попивая водку и слушая саксофон. Один. Вот в чем, наверное, секрет счастья: думать только о настоящем, словно речь идет об отрывке фильма, ни начало, ни конец которого тебе не известны.
В бар входит женщина и садится за стойку в нескольких метрах от меня. На ней слишком широкие джинсы и старая рубашка с длинными рукавами. На груди надпись: АМНЕЗИЯ. Она заказывает виски
Я ее знаю!
Черт возьми, я се знаю!
Мне было слишком хорошо, чтобы это длилось вечно. Я получил всего лишь отсрочку. Несколько минут счастья.
Она умеет завлекать, а поскольку других клиентов в баре нет, жертвой стану я. Она и пришла сюда потому, что я здесь. Паранойя начинается незаметно. Да, она здесь ради меня. Я вижу только ее затылок. Она не хочет поворачиваться ко мне лицом.
Этот нелепый наряд в американском стиле, шрамы на шее, выразительные беглые взгляды…
– Милдред?
О, как мне хотелось бы, чтобы она не откликнулась. Но ее табурет медленно поворачивается в мою сторону – и ее лицо попадает в полосу света.
– Да?
Разражаюсь хохотом.
Потом придвигаюсь к ней и опускаю руку ей на плечо, чтобы убедиться, что она из плоти и крови. Встревоженный бармен спрашивает издали, не мешаю ли я ей. Она отрицательно качает головой.
Поразительное лицо, внушающее уважение. Размытые черты, не слишком красивые. Лицо, похожее на лицо античной статуи или на лик Богородицы. Где они откопали эту девицу?
– У меня плохая память на имена, тем более, на имена актеров, но я видел вас на коктейле, устроенном дирекцией студии. Кажется, это было в феврале. Мы не разговаривали. Помню, вы произнесли несколько милых слов о сценаристах. Ваша фамилия начинается на Д или на Т. Вас зовут… София?
Она рассматривает меня со смесью любопытства и неприязни.
– Я бы предпочла встретить Матильду Пеллерен.
Заказывает еще виски. В одной из серий она напилась им вместе с отцом.
– Сожалею, но она покинула место преступления вместе с тремя остальными. Это она придумала, создала и вдохнула жизнь в Милдред. Любовь с Существом – тоже она.
– Не называйте его так.
– Кого?
– Человека, которого я люблю.
Я должен вспомнить, что писали о ней в газетах. София… Кажется она с юга, из Ниццы или Каннов, где до «Саги» была ведущей какой-то небольшой передачи местного телеканала. Но, может, я путаю ее с кем-то другим. Я напрямик спрашиваю у нее: кто сказал ей, что я в этом баре? Она делает глоток виски, продолжая презрительно рассматривать меня с ног до головы, что меня немного нервирует.
– Только не говорите, что оказались здесь случайно. Смотрите мне в лицо, когда я говорю с вами!
– Вы не можете не знать, что с некоторых пор между мною и тем, кого вы называете Существом, не все ладится. И поэтому я посещаю бары. В конце концов, Дад прав – нет ничего лучше спиртного, чтобы немного забыть этот подлый мир. Когда
– Не пытайтесь морочить мне голову, я знаю, что все актеры взвыли как волки, увидев 80-ю серию: искажение их образов, злоупотребление доверием и так далее. Ваше болезненное актерское самолюбие тоже должно было быть уязвлено, но в то время это нас волновало меньше всего.
– Моя самая большая удача в жизни – встреча с человеком, которого я полюбила. Затем, мой ум. У меня невероятно высокий коэффициент умственного развития, иначе мое место было бы в психушке. Люди часто интересуются, делает ли человека несчастным его гениальность. До 80-й серии я не смогла бы на это ответить. Но теперь знаю: чем умнее человек, тем меньше он страдает. Улыбка довольного человека и счастье простака ничего не значат. Я чувствую себя лучше, чем другие, но у моего любимого мужчины не хватает интеллекта, чтобы понять. Вы же видели, как он реагирует на мир, на других людей…
– Это Сегюре попросил вас проследить за мной?
– … Я могу лишь помочь ему разобраться в происходящем. И через это понять мою собственную боль. Но он способен только страдать, как животное, потому что он и есть животное. И я страдаю вместе с ним, видя, как он себя губит.
– Вы неплохая актриса и быстро найдете работу.
– Вы считаете, что мне легко? Отец-алкоголик, довольный своей судьбой, но все-таки алкоголик. Мать, пропавшая без вести, появившаяся неизвестно откуда и снова исчезнувшая. Брат – полицейский, превратившийся в холуя. И возлюбленный, который живет как дикарь… Прекрасные люди, эти Каллахэны… Не говоря уже об их окружении.
– Что вам от меня нужно?
Она допивает виски, и бармен наливает ей новую порцию. Она кивает ему в знак благодарности как настоящая завсегдательница.
– Вы жонглируете словами, сочиняете многословные диалоги, но не пытаетесь влезть в душу. Вы решили, что наша пара должна пережить ад, и вот теперь мы его переживаем, с каждым днем все больше и больше, такой ад, что даже ваше богатое воображение не поможет вам этого представить. Я знаю, что такое сильнейшая физическая боль, но это ничто по сравнению с тем, что он чувствует ежедневно.
Она кладет на стойку сто франков и встает с табурета.
– Сделайте что-нибудь для человека, которого я люблю.
Нельзя отпускать ее, не покончив с этим маскарадом. Я хватаю ее за руку. Встревоженный бармен приближается к нам.
– Прежде чем уйти, вы покажете мне свои шрамы.
Она с силой вырывает руку и вызывающе смотрит на меня.
– Это настолько же в ваших интересах, как и в наших.
Был только один эпизод, где показывались ее шрамы, и гример потратил почти два часа, чтобы нарисовать их. Хотя теперь и он может быть в сговоре с ними!