Сахалинский инцидент

Брюн Мишель

Ассоциация заранее разослала пресс-релиз всем токийским газетам и телестанциям. Рано утром после моего возвращения из северной Японии я получил сообщение от Кенжи Мацумото, репортера "Асахи Симбун", одного из самых больших ежедневных газет мира с 6-ти миллионным тиражом. Он получил пресс-релиз и просил меня увидеться с ним как можно скорее. Мы договорились встретиться в 9 часов утра в вестибюле отеля JAL в Кавасаки, в котором я снимал номер. Мацумото прибыл вовремя. Он был ниже меня ростом и довольно плотным, с пытливым выражением на лице. Он напомнил мне вымышленный персонаж - французского детектива Рулетабля. Он говорил быстро, часто проглатывая слова, и я с трудом понимал его. Заседание должно было состояться еще через неделю, но Мацумото хотел знать как можно больше

деталей для статьи, которую он готовил. Его больше всего впечатлил тот факт, что большая часть того, о чем я ему говорил, была доступна в газетных архивах и в библиотеке Японского национального собрания.

В силу своей убежденности, что был сбит один-единственный самолет, он никогда не придавал особого значения противоречиям и непоследовательности официальной истории. Что касается различий между японской и американской версиями событий, он приписывал их политической позе обоих правительств. Но сейчас я придал массе фактов взаимосвязи и привлек его внимание к свидетельствам о количестве сбитых самолетов.

Он понял, что я могу оказаться прав. Я пригласил его к себе, чтобы он мог взглянуть на документы, которые я собрал, и осмотреть фрагменты, найденные на берегах у Сай и на острове Окушири. Мацумото стал чрезвычайно озабоченным. Он был молодым, начинающим репортером и все еще находился под влиянием жесткой дисциплины японской школьной системы, в которой уважение к власти и повиновение старшим является первостепенным. Вот почему он был не способен, по крайней мере поначалу, признать, что документы JASDF могли умышленно утверждать, что эти фрагменты являлись остатками самолетов-мишеней, хотя в действительности принадлежали корейскому авиалайнеру. Его первая реакция заключалась в том, чтобы принять, не задавая вопросов, тот факт, что обломки являются остатками мишеней только потому, что так утверждала JASDF. Вопрос о том, чтобы поставить под сомнение заявление властей имел для него буквально сакральное значение. И идея проведения расследования, чтобы доказать их ошибочность, была, для Мацумото призывом к совершению преступления против государства.

Но мне удалось посеять сомнения, и как репортер Мацумото знал, что должен делать. Его главный редактор поручил ему встретиться со мной, чтобы он смог получить для газеты как можно больше информации и он не мог отказаться от этого задания. Он должен был стать свидетелем моих усилий определить, правду ли говорили представители JASDF, заявляя что обломки принадлежат самолетам-мишеням. Я буквально ощущал конфликт между его уважением к властям и его обязанностями как репортера. Последние победили. На следующий день он отправился со мной в штаб-квартиру японских воздушных сил самообороны, где связался с офицером штаба.

Капитан М уже ждал нас. Он был пилотом, временно прикрепленным к штабу. Мацумото уже объяснил ему по телефону о цели нашего визита. Но, к сожалению, у него не было документов о так усиленно обсуждаемых самолетах-мишенях. "Ну, мы на самом деле не так часто их используем", сказал он нам. Я показал ему один из фрагментов с ячеистой структурой, который принес с собой и спросил, что он о нем думает.

"Может ли это быть обломком от одной из ваших мишеней?"

Капитан М. внимательно рассмотрел фрагмент.

"Я не инженер. Я пилот и видел мишени только на расстоянии. Но одно я вам могу сказать, наши мишени никогда не красятся, а здесь я вижу следы краски. Кроме того, наши мишени используют металлическую арматуру. И учитывая размеры вашего фрагмента, я сомневаюсь, что это часть самолета-мишени. Мы используем их для тренировок в стрельбе из пулеметов, которые обычно оставляют множество отверстий. Мы никогда не используем мишени для тренировок в стрельбе ракетами, потому что это было бы слишком опасно для самолета-буксировщика. Поэтому наши мишени не рассыпаются в воздухе, они сохраняют свою обычную форму, даже если под конец они выглядят как сита. Я не могу быть абсолютно уверенным, но я не думаю, что этот фрагмент является частью нашей мишени. Для того, чтобы быть в этом совершенно точно уверенными, вам нужно, чтобы его изучил производитель".

Затем капитан

взял лист бумаги и, сделав набросок самолета-мишени, протянул его мне. Мы поблагодарили его и вышли.

Мацумото выглядел обескураженным. У нас все еще не было никаких доказательств того, что обломки принадлежали корейскому лайнеру, но мы были совершенно точно уверены, что они не могли принадлежать самолету-мишени. Зачем же тогда лгать и говорить, что это часть самолета-мишени, если не собираешься скрыть какой-то важный факт? Логика ситуации указывала на корейский лайнер.

Первоначально Мацумото пришел ко мне с намерением написать о моем расследовании одну или две колонки. Неожиданно он увидел все в ином свете. Учитывая усиливающийся интерес к теме, он сейчас думал о глубокой статье на одном или двух листах, или даже о серии статей. За два дня он настолько погрузился в эту историю, что в дополнение к своей первоначальной статье он сейчас собирался начать собственное расследование.

Предупрежденные объявлением ассоциации, и другие журналисты стали просить о предварительных интервью. Среди них были два советских репортера, Сергей Агафонов, токийский корреспондент "Известий" и Сергей Выхухолев из Агентства печати "Новости". Я решил организовать пресс-конференцию 15 декабря, за два дня до ассамблеи, на которую я пригласил несколько журналистов, включая двух советских репортеров, представителей "Франс Пресс", "Киодо", "Йомиури Симбун" и Мацумото от "Аасахи Симбун".

На пресс конференции пятнадцатого числа Агафонов и Выхухолев вели себя хорошо и были настроены дружелюбно. Оба отлично говорили по-японски, что сильно упрощало дело, поскольку все другие участники были японцами. Они задали ряд вопросов и, казалось, с трудом могли согласиться с тем, что советские перехватчики сбили над Сахалином несколько самолетов. Я показал им отчет ИКАО, в котором советские представители заявили, что пленки с записями голосов пилотов были сфабрикованы ЦРУ.

"Если советские представители отвергли американскую версию, то это потому, что оригинальная советская версия отличалась от нее и мне бы очень хотелось на нее взглянуть", говорил я им. "Не могли бы вы передать мой запрос вашему правительству?" Они рассмеялись и пообещали, что попробуют. Я передал им и другим журналистам подборку своих материалов. Агафонов направил их в свою газету, в Москву. Два года спустя его копия материалов повлияла на решение "Известий" опубликовать серию статей о КАL 007.

17 декабря, вновь сопровождаемый Мацумото, я прибыл заранее в Ассамблею, где к тому времени наблюдалась заметная активность. Телевизионные команды устанавливали свое оборудование и проверяли картинку. Журналисты открывали блокноты и проверяли фотоаппараты. Комната была большой, с рядом низких столов, которые были установлены на матах-"татами.

Задняя стена была почти полностью закрыта большой доской, на которой кто-то мелом расписал программу собрания с точностью до минуты, с указанием времени, отводимого каждому выступающему. Мне дали 45 минут в начале встречи, чтобы рассказать о результатах моего расследования. Затем в течение 20 минут следовали вопросы, за которыми 30 минут отводилось журналисту Масуо, директору Группы по расследованию, и 25 минут для Шигеки Сугимото, инженеру JAL, для комментариев по поводу моих находок и выводах. Много времени отводилось на вопросы и ответы.

Комната постепенно стала заполняться. Здесь был сенатор Хидейоки Сейя, вице-президент Верхней палаты Национальной ассамблеи, сенаторы Ден Хидео, Юката Хата, депутат Шун Ойде и многие другие. Они заняли свои места за низкими столами вместе с представителями Ассоциации. Президент Ассоциации, Масаказу Кавано, сопровождаемый профессором Такемото и членами Комитета по поиску фактов, сели на почетном месте, спинами к доске. Согласно японскому этикету, почетные гости сидят спиной к самому интересному или приятному виду, который они не могут видеть, сели не повернутся кругом. Напротив, они имеют честь быть неразрывной частью этого вида. Всего, вместе с опоздавшими к началу представителями прессы, разместившимися там, где они могли отыскать свободные места, комната была забита до отказа.