Сахар на обветренных губах

Кит Тата

— Говори уже, — вздохнул вдруг Константин Михайлович и закрыл свой ноут, сосредоточив на мне взгляд ярких голубых глаз.

— О чем? — мои глаза расширились, по щекам разлился румянец. Меня будто поймали с поличным за неприличным подглядыванием.

Я опустила взгляд, но легче не стало.

Когда он перестал носить при мне футболки по вечерам?

— Ты на моем лбу уже мозоль натёрла, Мельникова, — он сложил руки на край стола и чуть подался вперед. — Рассказывай.

Я шумно вздохнула и закатила глаза. Хотела было тоже закрыть

ноутбук, но вспомнила, что эту шайтан-машину потом снова придётся запускать и ждать загрузки. Поэтому тоже сложила руки на край стола, как прилежная ученица, и, стараясь не заикаться, спросила, заглянув мужчине в глаза:

— У вас точно не будет проблем из-за того, что я у вас живу?

— А какие у меня могут быть проблемы? — слегка нахмурился Одинцов. — Не знаю, как тебя, а лично мне всё нравится.

— Просто… А если вдруг поползут какие-нибудь слухи?

— А не насрать ли? — хмыкнул мужчина и, откинувшись на спинку стула, довольный собой отпил воды из стакана. — Если ты переживаешь за моё место в качестве препода, то я за него не держусь. Остальное… — протянул он, чуть разведя руками. — … никого не должно волновать с кем и чем я занимаюсь у себя дома в свободное от работы время.

— В принципе, аргумент, — согласилась я, поджав губы.

Это странно, но его слова действительно меня успокоили.

— Может, пожрём? — неожиданное предложение. В десятом-то часу вечера. Я даже удивленно вскинула брови, глянув на мужчину. — Ну, а что? Спать, смотрю, мы не скоро разойдёмся. Давай хоть пикник устроим на балконе. Давно туда не выбирались. Перекусим, да дальше за работу.

А мы ведь и правда давно на балкон не выходили. Обычно Константин Михайлович приходил на балкон тогда, когда на него выходила я, но последние недели полторы я настолько была загружена работой и желанием сдать все экзамены и зачеты как можно лучше и раньше, что на то, чтобы просто постоять на балконе не хватало ни сил, ни времени. После позднего душа я просто вырубалась, даже не посмотрев в сторону окна. А утром всё повторялось сначала.

— Ну… в принципе, можно. А что будем готовить?

— У нас, кажется, лаваш невостребованный уже пару дней лежит, — Константин Михайлович подошёл к холодильнику, взял с него тот самый лаваш в пакетике и открыл холодильник. — Колбаса, сыр, помидоры…

— Рулетики сделаем? — я встала рядом с ним, тоже прикидывая, что можно приготовить.

— Ага. И в микроволновку.

— А давайте лучше в яйце, типа, в кляре. Сытнее будет.

— Точно, — сразу согласился мужчина и всучил мне палку колбасы.

Мы занялись готовкой.

Я подсказывала, что и как нужно делать, а Константин Михайлович воровал у меня с разделочной доски кубики колбасы между делом. А мои угрозы, что я могу случайно отрезать ему пальцы, лишь раззадоривали его снова и снова стаскивать у меня кусочки колбасы. Он побрасывал их в воздух и ловил ртом, каждый раз весело ухмыляясь.

Позёр.

Разок я не выдержала

и поймала летящий в его рот кубик колбасы.

Ещё никогда Одинцов Константин Михайлович не смотрел на меня так, будто он ребенок, у которого я отобрала конфетку.

Пришлось в качестве компенсации отрезать ему целый колбасный кружочек, а затем увидеть довольную мужскую мордашку, как у сытого котика.

Даже я не смогла сдержать улыбки.

Когда рулетики были закручены и порезаны на порционные, я занялась их обжаркой. Одинцов, суетившийся всё время рядом, заварил свежий чай и помыл грязную посуду, оставшуюся после готовки.

Внезапно в дверь позвонили. Мы с Константином Михайловичем синхронно замерили и посмотрели друг на друга. Стало понятно, что никто из нас не ждёт гостей, тем более в такой час.

— Я открою, — Одинцов вытер руки кухонным полотенцем и, аккуратно обойдя меня, вышел из кухни.

Через несколько секунд я услышала, как открылась дверь, а затем женский голос:

— Привет, Кость. Вкусно пахнет.

Я насторожилась. Убрала сковороду с готовыми рулетами с конфорки и выключила плиту. Я буквально вся обратилась вслух, медленно перекладывая рулетики со сковороды на тарелку.

— Ты почему здесь? Что-то случилось? — сдержанный тон Константина Михайловича звучал так, будто мы в универе. В домашних условиях он звучит гораздо мягче.

— Просто… — женский голос неуверенно дрогнул. Я поняла, что он кажется мне знакомым, но кому он принадлежит, я распознать пока не смогла. — … Ты давно мне не звонил. И я подумала, что у тебя что-то случилось. Ты стал каким-то отстраненным на работе…

— Света, — выдохнул Одинцов устало. А я едва не выронила вилку, поняв, что к нему пришла Светлана Валерьевна. — Я ясно дал понять, что мне не нужны отношения на работе.

— Ну, мы же не на работе, — пространство заполнил нервный женский смешок.

Сжимая в кулаке вилку, я думала, проткнуть ею незваную гостью, которая, отчего-то, раздражает меня даже в универе. Или…

Я специально уронила вилку. Уверена, звук её падения отлично был слышен в образовавшейся тишине квартиры.

И только когда звон стих, я виновато зажмурилась, поняв, что только что влезла не в своё дело. Константин Михайлович должен сам решать, как ему поступить со своей гостьей.

Стало стыдно и неловко.

— Ты не один? — напряжением в женском голосе можно было питать целый город.

— Не один.

Мне показалось, или Константин Михайлович сказал это с неким облегчением?

Блин, она же сейчас, наверняка, увидит мои ботинки в прихожей. Вряд ли она узнает меня по обуви, но, думаю, это будет сильным ударом по её сердцу. Здесь не нужно быть гением, чтобы понять, что она влюблена в Одинцова.

— Ясно, — а вот теперь в голосе Светланы Валерьевны была четко слышна обида. — Не буду вам мешать. Спокойной ночи. Или неспокойной, — отчеканила она, явно стараясь сохранить лицо.