Сахарная вата

Метелица Катя

Про Машу Калинину до сих пор иногда пишут в газетах, а Лена Дурнева сразу куда-то пропала. Хотя многим ли, если подумать, фамилия Дурнева отличается от фамилии, к примеру, Денёв, которая нам кажется и звучной, и достойной? Одна-другая буква, не более того.

Моя французская подруга Камий, которая прожила в Москве чуть ли не десять лет, своего сына назвала Тимуром; а родилась бы дочка, хотела назвать так же – Тимур. «Очень красиво, – говорит, – это звучит на наше ухо!» Похоже на «пти амур», что-то вроде «маленькая любимка» или «любимчик». Еще она присматривалась к таким именам: Сметана, Смородина, Облепиха. Над ней смеялись: назови уж тогда Гонобобелем или Костяникой!

А она говорила: а чем, собственно, Костяника хуже французского имени Констанс или вашего Кости-Константина? И почему бы не назвать девочку именем ягоды? Разве ягода хуже цветка – Розы или Лилии? И называют же некоторые американки своих дочек Эпл – Яблочко. Такого имени тоже, впрочем, нет в святцах, но почему бы и не назвать, если нравится.

А еще одной моей знакомой малышке родители долго-долго не могли подобрать имя, она полгода жила без имени. Записали наконец Марией Дмитриевной и теперь зовут – Карамелькой. Но, может, стоило так и назвать? Карамель – прекрасное, в сущности, имя. Карамелька Борисова. С отчеством, правда, не очень сочетается, но навряд ли через двадцать лет кому-нибудь понадобится отчество. Хотя поди знай. Может, и пойдет на них мода, как на корсеты.

Но тогда можно будет так: официальное имя-отчество и, отдельно, домашнее имя, смешное или ласковое. По паспорту Персефон Петрович, а для родных – Пуся.

Я вот всех, кого люблю, почему-то называю кузями. Хотя никогда в жизни не назвала бы сына Кузьмой. А однажды девочка во дворе услышала, как я своего сына Митю называю кузей, и сказала: «Почему вы его так называете? Это я – кузя! Меня так зовет моя мама!» А вообще-то ее звали Асей. Мне кажется, кузю надо узаконить как общеупотребительное слово. Уменьшит. – ласкат. А то, пока я это пишу, компьютер постоянно правит мне кузю на Кузю, приходится каждый раз исправлять обратно, уже устала. У меня нет ни одного знакомого Кузи, зато маленьких разных кузь, мальчиков и девочек, – полно. Их так называют их мамы, понимаете? Неизвестно почему. В этом слове нет никакого особого смысла, не думаем же мы о мифологической кузькиной матери, что бы это ни значило. Просто вдруг вырывается откуда-то из глубины организма: «ну, Митя, ну, кузя!» Неконтролируемо.

Вообще-то, нет, я забыла: у нас есть один Кузьма. Правда, по документам он Алексей. Но назвать его Алексеем – все равно что меня Екатериной Михал-ной. Имя для социума. Не для своих – для чужих.

Но для чужих – не зазорно ведь и прикрыться псевдонимом. Бедная Лена Дурнева – что бы ей вовремя назваться Умновой. Или просто Прекрасной. Почему она этого не сделала – по глупости, из гордости? Я хотела бы узнать. Честно говоря, судьба Лены Дурневой меня по-настоящему занимает.

Инопланетяне

Встреча с представителем иной цивилизации – это, как известно, шок. Иногда – даже как бы приятный.

«– В каком я доме была – вы не представляете. Хозяева – потомки художников каких-то дореволюционных. Куча комнат, и все старое-старое, из паркета половицы вылетают, а посередине стол, на нем книги горками и три ноутбука – они переводами зарабатывают. Я по ошибке на кухню зашла – там старушка гладит чугунным утюгом! От меня шарахнулась, как будто инопланетянина увидела. Детей у них зовут Никола, Поля и Мика. Я говорю: “Николушка, скажи, а где у вас туалет?” А он: “Выйдите в прихожую, там дверь в уборную – вы увидите, справа”. Представляете: “уборная”, “прихожая”…

– Я не поняла: тебе там понравилось или нет?

– Очень понравилось».

Или вот:

«– У нас знакомая была, она шведка. По Туве и Башкирии с нами путешествовала.

Такая нормальная вроде бы, отличная девчонка. Но все время деньги считала, как-то неприятно. Мы, вообще-то, старались на это внимания не обращать, тем более там все копейки стоило. Мы после Москвы вообще, можно сказать, отдыхали на природе от товарно-денежных отношений, а она: “Я тебе должна девять рублей за чай, возьми, пожалуйста”. А потом уже обратно в поезде едем, она и говорит: “Ой, ну слава богу, я в бюджет уложилась, даже семь платков пуховых смогла купить. Как приеду, придется мужу деньги отдавать – мою долю платы за отопление”. Я так осторожно спрашиваю: “Ты уже три месяца в Швеции не была, какая там доля?” Она долго объясняла что-то, но нам уже ясно было: все равно не поймем. Просто как будто на инопланетном языке человек высказался. И все вместе непонятно, и каждое слово по отдельности: “ее доля”; “за отопление”… И кому – мужу, вот что главное! Я говорю: “А вы с ним как бы разводитесь?” – “Нет, – говорит, – что ты. У нас прекрасные отношения”. И еще добавила: “Не позже, чем через четыре года мы планируем родить ребенка!” Как в Москву вернулись, я с ней больше не общалась уже: вообще непонятно, что у человека в голове.

– Согласна. У меня еще хуже было: не какая-то шведская знакомая, а близкая подруга в универе. Веселая такая, уютная, венгерский учила. Такая Лена. А на четвертом курсе у нее роман – ну, такой Валера. Какой-то технический институт закончил, вроде физтеха – ну, такой, где самые умные. И вроде как он уже жених, свадьбу готовят и все такое. А потом слово за слово выясняется, что она со своим Валерой не спит! До свадьбы ни-ни.

– Религиозная?

– В том-то и дело, что нет. Просто у нее такой принцип: нужен штамп.

– А потом что?

– Женились, и Валера этот пошел в ГАИ работать, “чтобы достойно содержать семью”. Прямо стоял на улице с этой полосатой палочкой и сшибал бабло. Через год уже в мутанта превратился: шея красная в три обхвата и на каждом пальце по золотому перстню. И ничего, всем доволен: “Хотя, вообще-то, я с детства мечтал в КГБ работать, как мои родители”. Представляешь, какие трогательные подробности».

Самый распространенный тип инопланетянина – представитель иной социальной группы/материальной культуры. Почему во всех (почти) странах списки бестселлеров возглавляют переводные книги – они про иную жизнь. Или вот, книга рублевской писательницы Оксаны Робски, она так и преподносится – как бортовой журнал межгалактического шпиона.

«– Ты знаешь, я смотрю на наших заказчиков с Рублевки – они совсем другие. Совсем! Другой биологический вид. Сначала мы думали: ну, они – нефть туда-сюда, бизнес-планы, а у нас архитектурные проекты – у каждого своя работа. Потом думали: ну, богатые от небогатых только тем отличаются, что у них денег больше. Это Фицджеральд сказал или Уайльд, ты не помнишь? Зато у нас вкус лучше и образование, сравни – Строгановка или «Керосинка» на троечки. А теперь смотрим: да они вообще другие. Даже если совсем разорятся и в минус уйдут. Просто другие. Как инопланетяне. Это даже трудно объяснить…

– Ну, среди них тоже есть нормальные…

– Нет, нет. Просто у некоторых из них психика более гибкая, и они притворяются. Из вежливости. А на самом деле – инопланетяне. Поэтому и селятся отдельно, в специальных гетто для инопланетных. Они, знаешь, даже в кафе “Пушкин” всегда спиной к окнам садятся – чтобы бульвара не видеть. Мне один заказчик рассказывал, что он иногда гуляет ночью по центру один, без охранника – это для него типа экстремальный спорт. Подвиг разведчика! Гордый такой. Это он наши нравы наблюдает.