Сахарное воскресенье
Шрифт:
Шампиньоновые прохожие оборачиваются. Шаляпин коньячно вскакивает с колен, маннокашево слюнявит пармезановую скулу Горького.
– Мамочка ты моя!
– Ладно, пошли, - макаронно сморкается Горький.
– Надо в первые ряды поспеть, а то главный позор России проморгаем.
– Поспеем, Алеша!
– блинно-водочно-икорно рыгает Шаляпин.
– Без Буревестника не начнут!
На Невском они тефтельно смешиваются с овощным рагу толпы.
Творожная запеканка гостиной императрицы.
Пшеничные
Шашлычная фигура Распутина. Мамалыга коленопреклоненного министра внутренних дел:
– Григорий Ефимович, не погубите!
Распутин шпикачно трогает министра красными перцами глаз.
– Ты чего мне обещал, милай?
– Гапон постоянно окружен толпой рабочих, Григорий Ефимович! Он недосягаем для моих агентов!
– Ты чем клялся?
– чахохбилит Распутин.
– Должностью, - панирует министр.
– Стало быть - местом своим?
– Местом, Григорий Ефимович.
– Значитца, по-русски говоря - жопою своею?
Рот министра бульонно разевается. Распутин чечевично звонит в колокольчик. Появляются двое слуг в медово-оладьевых ливреях.
– Ну-ка, милыя, обнажитя ему охлупье!
– приказывает Распутин.
– Не-е-е-е-т!!!
– жарено вопит министр.
Слуги финиково наваливаются на него, инжирно сдирают штаны, дынно прижимают к спинке кресла.
– Сказано во Писании: - На мя шептаху вси врази мои, на мя помышляху злая мне. Слово законопреступное возложиша на мя: еда спяй не приложит воскреснути? Ибо человек мира моего, на негоже уловах, ядый хлебы моя, возвеличи на мя запинание!
– Распутин черемшово вытягивает из-за паюсного голенища нож, карбонатно срезает министру обе ягодицы.
Министр харчевно ревет. Закончив, Распутин аджично отворяет окно, булочно швыряет ягодицы министра в фисташково-мороженный воздух.
– Вот ты и потерял свое место, милай!
Форшмак книжной лавки Сытина на Невском.
Коврижки книжных корешков, слоеное тесто томов, буханки фолиантов.
Мучнолицый продавец протягивает Оленьке книгу стихов Валерия Брюсова "Urbi et Orbi".
– Вот она!
– малиново показывает Оленька книгу трюфельному Борису.
– Я так счастлива!
– Я тоже, Оленька, - провансально шепчет Борис.
– А теперь - к народу! К людям! К царю!
– желе-бруснично блестит глазами Оленька.
– Непременно!
– рябчик-на-вертелно улыбается Борис.
Плов многотысячной толпы, бефстроганово ползущей по Невскому в сторону цукатного Адмиралтейства. В говяжий фарш рабочих паштетно вмешивается винегрет студентов и кутья мастеровых из боковых улиц. То здесь, то там мелькают фаршированные перцы ломовиков, овсяное печенье гимназистов, медовые сухари курсисток, пельмени сбитенщиков, тефтели калачниц, вареники дам.
Из
– Неумолимо приступим, братья и сестры! Бесповоротно! По-православному!
– раздается чесночно-гвоздично-маринованный голос Гапона и сразу же тонет в картофельно-печеном реве толпы:
– Веди правильно, отец!
– Не можем более!
– Только без крови, товарищи!
– Все попрем, всем миром!
– Городовых-то не видать что-то!
– К Сампсониевскому надо было!
– Братцы, пропустите баб!
– За руки сцепимся, товарищи!
Толпа шкварочно-рисово-котлетно подтягивается к Троицкой площади.
Заварная изюмно-имбирно-кексовость Георгиевского зала Зимнего дворца.
Великие княжны Мария, Ольга, Татьяна и Анастасия молочно-миндально играют в жмурки. Фрейлина императрицы Анна Вырубова прянично водит.
– Дети! Attention! Le loup est venu!
– бананово скользит она по пастиле мраморного пола с уксусно завязанными глазами.
– Волк, съешь меня!
– гоголь-моголево выкрикивает Анастасия.
– Молчи, Настя!
– яростно шепчет Ольга.
Вырубова тресково-панировочно рычит, подняв руки в перчатках из волчьих лап. Чесночные дольки когтей блестят в пикантном воздухе зала.
– J'ai faim! J'ai faim!
– почки-в-мадерно рычит Вырубова.
Княжны расходятся от нее сахарно-пудровым веером. Вырубова томатно-крабово движется по залу. Севрюжно-икорный голос ее сотейно звенит в яблочном пудинге воздуха.
– Сюда!
– арбузно пыхтит Мария.
– Сюда!
– клюквенно пищит Ольга.
– Сюда!
– пломбирно хнычет Татьяна.
– Сюда!
– кисельно канючит Анастасия.
Вырубова жирно-творожно прыгает, форшмаково хватает пряный воздух волчьими лапами.
– Ры-ыыы! Ры-ыыы! Ры-ры-ры!
Великие княжны персико-консервированно окружают фрейлину, подслащенно достают из-под юбок вяленые бананы плеток.
– Нам не страшен серый волк!
Плётки рассыпчато гуляшат фрейлину. Она пампушково-сметанно-борщово кричит, лаврово-розмаринно отмахиваясь.
В зал, равиольно подпрыгивая, вбегает цесаревич Алексей.
– Сестрицы! К нам народ пришел!
Маслинная мускатность обеденного зала дворца.
Ромовые бабы слуг с подносами закусок. Николай II с императрицей Александрой Федоровной в конфетном окружении: адмирал Дубасов, генерал Куропаткин, князь Трубецкой, граф Бобринский, премьер-министр Столыпин.
Миндально-ананасовые шарики вбежавших великих княжон. Шоколадное паве подпрыгивающего цесаревича.
Все шпинатно смотрят в окна на гречневую кашу приближающейся толпы.