Сахарные барашки
Шрифт:
Большую часть помещения занимала кровать. На ней спали дядя и тетя, а у них в ногах — трое детей. На полу постилали еще сенник для дедушки, а с дедушкой укладывался и Томас.
Летними ночами даже и при открытой двери семья задыхалась. От накалявшихся в полуденный зной железных стен вагона несло нестерпимым жаром, дети стонали во сне и просили воды. Взрослые же ворочались на своем ложе, бормотали:
— Ох, боже мой, боже мой!..
Зимой отовсюду дуло, в щели наметало снегу. В морозные дни малыши так и не поднимались с постели. А ночью у них было в обычае класть в ноги нагретые
Если деду удавалось собрать хвороста, огонь в печи поддерживался беспрерывно. Когда в доме тепло, даже голод не так мучает людей.
Глава семьи, дядя Каспарас, долгое уже время был без работы. В поисках работы он и проводил месяц за месяцем, с каждым днем становясь все угрюмее и угрюмее. Это был высокий мужчина с рыжей, пламенеющей бородой, с беспокойным, бегающим по сторонам взглядом. Говорил он мало, но если принимался рассказывать, то всегда что-нибудь самое необыкновенное; при этом он постоянно шарил у себя за пазухой, точно именно за пазухой и отыскивал все эти необычайные происшествия.
Жена порой останавливала его:
— Да брось уж ты свои россказни!
— Истинную правду тебе говорю! — возражал дядя. — Не могла женщина ребенка прокормить, спеленала его и положила у дороги. А утром люди нашли его уже без глаз — глаза ему вороны выклевали.
Рассказы эти глубоко западали в душу Томаса, хотя не все в них было ему понятно. Напуганный дядей Каспарасом, ночью он часто часами лежал без сна, уставясь в темноту.
Дядя Каспарас рассказывал малышам о ткацкой фабрике, где он когда-то работал маляром. Томасу казалось, что именно там, на фабрике, дядя и выкрасил свою вихрастую, беспокойную, как и сам он, огненную бороду.
Тетя Уршуле, жена дяди Каспараса, сухонькая, проворная женщина, целыми днями копалась на огороде, ходила по стиркам и всегда приносила домой какую-нибудь мелочь. Никто не видел, когда она спит, когда ест. Томас слышал однажды, как она ответила дедушке:
— Я сыта слезами.
В те дни, когда женщина уходила на заработки, за детьми присматривал дедушка. Это был сгорбленный старик с морщинистым, словно измочаленным лицом; в груди у него постоянно что-то свистело, и этот свист пугал по ночам Томаса. Дедушка был однорукий, но постоянно что-нибудь строгал и пилил, согнувшись над земляным полом, и из-под его руки во все стороны разлетались стружки. Засыпанный с ног до головы опилками, насовав полный рот гвоздей и пыхтя, как самовар, старик мастерил чудесные штуки, которые на долгое время приковывали внимание малышей.
— Угадай-ка, что дедушка делает? — спрашивал кто-нибудь из них, жадными глазами следя, как из-под дедушкиных пальцев рождается деревянная птица, зверь или человек.
— А я знаю! — кричал второй. — Это лошадка!
— А вот и нет! Это будет человек, — с видом знатока заявлял третий.
Но у старика получалось всегда что-нибудь неожиданное — то петух с гребешком, то мышь на пружинке, то кивающий головой плотник. Смастерив несколько игрушек и раскрасив их, старик раз в неделю отправлялся в город. Если удавалось сбыть часть игрушек, повеселевший дед возвращался домой со связкой баранок на шее. Деньги покрупнее
Тетка постоянно отказывалась от этой помощи, советовала старику откладывать что-нибудь «на черный день», но в конце концов все-таки брала у него деньги.
— Не дай боже! — вздыхала она.
Через неделю-другую после того, как отцветал орешник, в природе начинался великий перелом: в низинах высохших болот показывалась трава, взбиралась на кочки, и дети высыпали на солнышко. После долгого сидения взаперти, когда надоедают все самодельные игрушки, малыши рвались на свежий воздух. Здесь их ожидало так много нового, удивительного, здесь было так широко и привольно!
Большое открытое пространство, заключавшее для маленького Томаса весь внешний мир, было отведено под городские свалки. Здесь были в беспорядке навалены ржавые листы железа, кирпичи, высокие горы мусора и шлака, остовы старых автобусов. Дальше, к северу, равнина граничила с железнодорожными мастерскими, а с северо-востока до юго-запада ее опоясывали валы фортов. Из мастерских выбегали две ветки рельсовых путей; по ним изредка тащился отживший свой век паровоз или искалеченный вагон и оставался здесь уже навсегда.
С краю равнина была усеяна домишками, кое-как сколоченными из досок. Ежегодно число их все увеличивалось, все разнообразнее пестрели их стены и крыши. С высоты фортового вала можно было разглядеть на равнине дым очагов, стайки резвящихся детей, слоняющихся по дворам коз, колышущиеся на ветру лохмотья по заборам; оттуда постоянно доносились плач, крики, ругань.
Все это пространство зимою лежало под снегом, и только в тесных домах-коробочках сберегалось тепло. Стариков зимой не было видно, но весной они выползали на солнце усаживались где-нибудь за ветром и, положив на палку подбородок, застывали на целые часы, уставившись на какой-нибудь предмет выцветшими глазами.
Весной не только дворы, тропинки, но и каждая кочка начинала дышать жизнью. Осколки стекла зажигались на солнце и, ослепительно пылая, манили издали.
Маленький Томас и его двоюродные братья целые дни проводили в играх. Много интересного можно было найти в куче отбросов, которая за зиму сильно вырастала, так как сюда свозился мусор со всего города. Покопавшись в ней, можно было отыскать клочки бумаги, бутылки, изношенные калоши, гнилые яблоки. Однажды Томас нашел кожаный ремень с костяной пряжкой.
В отбросах копались не только дети. Голодные собаки собирались здесь стаями. Временами они подымали вой и драку из-за найденной кости, вспугивая со свалок огромные стаи ворон.
Изредка Томас с приятелями доходили до старого, заброшенного форта, где тянулась насыпь с длинными темными подземельями. Однажды, странствуя там, дети нашли мертвеца; он сидел, прислонившись спиной к стене.
Новость быстро облетела поселок. К насыпи сбежались любопытные, а вечером нагрянула полиция. Дядя Каспарас, ходивший смотреть на мертвеца, рассказывал, что никто не опознал этого человека. По всей вероятности, это был какой-нибудь бездомный плотник или дровосек, приходивший сюда ночевать и замерзший в зимнюю стужу. У ног его нашли топор.