Сахарный немец
Шрифт:
– Нет, не мелю: чорт иногда даже не брезгует дьяконским чином...
Зайчик взглянул на оглоблю, волосы у него зашевелились и сами зачесались назад, а у дьякона шляпа будто немного поднялась на воздух, и на минуту над рыжею гривой мелькнули два развилкой расставленных пальца, просунутой как-то сзади тощей руки... Пальцы были похожи, как дважды два, на рога или рожки.
– Только и это не важно,- дьякон, близко нагнувшись, шепнул Зайчику в самое ухо.
– Как же это не важно -
– Просто, понятно: без Бога чорту нечего делать... это он со скуки идет в пристава или земские, а то в дьякона или попы... соборный наш протопоп... чортушок!..
Дьякон подвинулся ближе. Зайчик отсел.
– Разве ты это не знаешь?
– В первый раз слышать...
– А отчего у него тогда впереди высокий зачес?.. не иначе... потому только и можно узнать: на копытах - щиблеты, хвост подвязан на брюхо, а рожки - в зачёс!
– Полно тебе, отец дьякон: у протопопа крест на груди весит три фунта...
– Да это не крест, а подкова... ты думаешь, все как бывало: все по-старинке живешь... бабка на кринку покстит, положит крест-на-крест лучинки, и в молоке бесенок купаться не будет, креста лучинного побоится... теперь, брат, все пошло по-другому... бог, ведь, не видит... он отвернулся... а человек, где крест ни положит, там для чорта и щель.
– Стыдно, дьякон!..
– Ничуть даже: за что купил, за то и продаю!.. Жизнь, брат... ох, она умнее нас с тобою раз в десять!..
Зайчик хотел было сложить крестное знамение, да дьякон его за руку схватил.
– Подожди-ка... ты к баптистам сходи... они те про крест растолкуют!..
– Не пойду я никуда,- Зайчик ему говорит,- ты, отец дьякон, лучше прилег бы да немного проспался: перехлебнул!
– А ты меня много поил?
– Тебя, отец дьякон, споить - надо скупить весь самогон во всем Чагодуе...
– И то, брат, не хватит!..
Дьякон залился в козлиную бороду мелким дробным смешком, сложивши на животике руки и смотря Зайчику прямо в глаза...
– Что он мне мерещится снова, - думает Зайчик,- тогда надо крест положить... отчего он мне не дал?
– Да крестись, крестись, если хочешь: вижу, что и меня принял за чорта! Нет, брат, у меня рога отросли совсем от инакой причины.
– По семейной?..- тихо Зайчик спросил.
– Должно быть,- дьякон вздохнул,- да чорт с ней, великая важность... Ты вот что скажи: мы о чем говорили?.. у меня память девушкина стала!
– Говорили... говорили... мы, дьякон...
– Так?..
– ... о чорте...
– Это не суть важно.. важно вот что: ты, да я, да мы с тобой... да весь род человечий.
– А как же иначе?..
– Вот в том-то и дело, что род сей должен был бы... того...
– Исчезнуть?
–
– Это, дьякон, что такое?..
– Самое главное: с чего свинья сыта бывает... крошки после обеда...
– Крошки?..
– Ну, да... не в точности, а что-то вроде... вроде Володи... понимаешь: бог создавал землю, как на пиру сидел.- пир, хмель отошел, бог от стола отвернулся, и на столе остались одни только крошки...
– Боженята?
– Ну, да, китайцы, малайцы, болгары, татары... всякому даден свой божененок... и заметь: у всякого свой поп и свой дьякон...
– Пожалуй, это и верно.
– А как же: нету в мире единого бога... вот тут-то дьякон и прав пьян да умен...
– У меня, дьякон, от твоих разговоров болит голова и... под сердцем мутит...
– Не даром, значит, меня мужики прозвали гусаром?
– Пожалуй и так, что не даром.
– Невежа, ты, братец, а еще охвицер!
– Я-то... такой же офицер, как ты дьякон!
Дьякон голову назад запрокинул и так смехом залился, что сундук вот сейчас бултыхнет, и колеса на человечьем языке затараторили:
– Так... так... такы... такы...
– Все одинаково скверно: нету Бога, нету человека!
Дьякон поднял кверху указательный палец, весь просветлел, с бороды красное полымя так и бьет по углам, а в углах сидят какие-то люди, не слушают их, не думают ни о чем и, положивши головы на кулаки, спят праведным сном без видений.
– Человек... Бог... вот когда это стало смешно: у человека гордости мало, у Бога ж еще меньше... терпенья!
– Дьякон... дьякон... ведь сказано: долготерпелив!..
– Не подфальшуем... Бог отвернулся... чорт стал мещанин... остались одни бесенята да одни человечки: волки да овечки!
– Дьякон... дьякон...
– К царю!
Дьякон снял с живота отрепанный пояс, захлестнул его на вентилятор, а на кончик билет привязал и пятерку:
– Видишь: кондуктор будет итти, увидит и скажет,- они, т.е., значит, мы, господа, под-шафе, стукнет по глотке и не будет до самого Питера нас беспокоить...
– Умно!
– Не подфальшуем... Ложись, заячий хвост, и говори, что все слава Богу!
Дьякон плюхнул на лавку, Зайчик рядом с ним лег, дьякон крепко обнял его, и Зайчику кажется, что нет у него сейчас большего друга, как дьякон с Николы-на-Ходче.
– Спи, Зайчик миленький, спи!
Чувствует Зайчик, что спит... так спит, что его никто не разбудит... за ногу дерни, с лавки стащи, ничто ни поможет: дьякон крепко его обнимает, ряса у дьякона теплая, рука, словно клещи, буди, не буди: не подняться!