Саид 2. Над пропастью
Шрифт:
— Ну что ж, осталось дождаться твоих родителей, — Саид приближается ко мне, берёт за руку. Этот жест практически незаметен для других, но меня здорово ободряет. Улыбаюсь. Снова. Уже болят щеки, но я улыбаюсь. — А вот, кстати, и они, — на территорию особняка въезжает кортеж из трёх машин. Надо же, почести какие. Мачеху Саида привезли так же пафосно. Но то Хаджиева, а тут мои родители, простые люди из провинциального городишки. Они сейчас, наверное,
Когда родители выходят из машины и растерянно останавливаются перед огромным особняком, я забываю обо всём на свете и, наплевав на правила приличия, бегу к ним. Каблуки стучат по каменной дорожке, а глаза родителей открываются шире, когда они узнают в бегущей девушке свою дочь. Мама судорожно прижимает к груди ладонь, а отец выравнивается, расправляет плечи и явно не знает, куда девать руки. Он в костюме, но я-то знаю, как он не любит официальные наряды. Ему сейчас некомфортно, как и маме. Однако последняя полностью переключается на меня.
— Мам, пап… Привет, — неловко развожу руками, останавливаясь рядом.
— Привет, доченька, — выдыхает мама, в её глазах блестят слёзы. Рада! Рада меня видеть! Что бы там ни было, она рада! — Ты красивая… И взрослая.
Порывисто обнимаемся, я вздрагиваю от накатившего тепла и волнения. Сердце вот-вот из грудной клетки выпрыгнет.
Перевожу взгляд на папу. Он изучает меня, нахмурив густые брови, а когда мама отпускает, манит меня к себе кивком.
— Ты и правда очень красивая, — слышу это, уже находясь в какой-то прострации. Комплимент от папы – это что-то из рода фантастики.
— Я так скучала, — прижимаюсь к его груди, где сильно-сильно стучит сердце. Почти как у меня. Папа волнуется, хоть и храбрится с виду.
— Ну… Кхм, — он откашливается, отстраняет меня. — Веди к сватам. Будем знакомиться. Надеюсь, они по-русски говорят получше, чем их хлопцы, — это он об охранниках.
— Так, не начинай, — шипит на него мама, и я понимаю, что разговор у них был серьёзный. Что ж, хотя бы говорят обо мне. Хоть иногда. Это радует.
— Пойдёмте, — поворачиваюсь к семейству Хаджиевых и веду за собой родителей. А вечерок-то забавный будет. Как бы выдержать всё это.
***
Знакомство состоялось поверхностно и сухо. Впрочем, я и не надеялась на горячие объятия и радостные приветствия. Поначалу в столовой возникла гнетущая тишина, и я слегка приуныла, осознав, насколько
Вскоре, правда, после первого-второго бокала вина и горячего, заговорили. Хотя, как по мне, лучше бы весь вечер молча гипнотизировали друг друга оценивающими взглядами, чем, собственно, и занимались до этого.
— Надежда, а почему ты выбрала себе такую нелёгкую профессию? — вопрос Хадии прозвучал ровно, без сарказма или явного недовольства. Вот только я отнеслась к нему насторожено. После её-то предупреждения у порога.
Я бросила быстрый взгляд на папу, но он даже глаз на меня не поднял. Гипнотизировал свою тарелку, на которую так ничего и не положил. Это плохо. Обычно папа в гостях не стесняется. И выпивает, и закусывает. Значит ли его безмолвие и отсутствие аппетита, что скоро рванёт?
— Надя всегда хотела быть врачом, — неожиданно начинает мама, взяв ответ на довольно сложный для неё вопрос на себя. Ничего себе. Я застываю с открытым ртом, и даже Саид удивлённо поворачивается к нам. — Ещё маленькая была, всё хотела своего плюшевого мишку разрезать, посмотреть, что там внутри, — блядь. Сглазила. Папа вскидывает на неё дикий взгляд, и я, честно говоря, тоже.
— Мам… — одёргиваю её вполголоса.
Она спохватывается, запоздало понимает, что ляпнула не то и поспешно оправдывается:
— Ну так я же и не разрешила. Сказала: доктором станешь – тогда резать и будешь.
Отлично. Ответ на вопрос, почему я стала доктором, готов!
— Мам, ну ты шутница, — хихикаю я и в тот же момент каменею от взгляда Саида. Он недоволен. Он зол. Только не на мою мать, что ляпнула глупость, не подумав, а почему-то на меня. — Я стала врачом, потому что хотела помогать людям. К тому же моя работа не сводится к банальному анализу пациента с депрессией. Я иногда помогаю правоохранительным органам в поимке преступников.
Тут Саид расправляет плечи и, промокнув салфеткой рот, откидывается на спинку стула. А я непроизвольно анализирую его. Чего это мой негодяй был зол, а потом вдруг расслабился. И понимаю… Он за меня переживал. И злился не на меня, а всё же на мою маму. Вроде бы должна встревожиться по этому поводу, но мне становится легче. Он со мной, рядом.
Приобретаю уверенность в себе и продолжаю:
— Вот сейчас как раз маньяка изучаю. Того, который девушек в Москве похищает.