Шрифт:
Старик, мышь-соня с седой, вьющейся бородой, уже облачился в свой коричневый сюртук. Маленький кротенок, его приятель, проснулся ни свет ни заря из-за весенней погоды и сидел теперь рядом, привалившись к покрытому мхом стволу бука, росшего в саду. Они только что вместе позавтракали горячими, прямо из печки, овсяными лепешками и съели по два яблока. Рассвет уже тронул своими розовыми перстами краешек земли, знаменуя наступление теплого солнечного дня. Весна обещала с лихвой воздать за холода долгой зимы, которую только что пережило аббатство Рэдволл. Белые кучевые облака с золотистым подбрюшьем неподвижно
Старик глубокомысленно вздохнул:
— Скоро будем выбирать День Названия. Обычно это делается для того, чтобы лето было добрым.
Кротенок медленно дожевывал овсяную лепешку. Наморщив свое черное, похожее на пуговицу рыльце, он глянул на старшего товарища:
— Ты обещал, что расскажешь мне какую-нибудь историю.
Старик вытер яблоко полой своего сюртука:
— Тебе нравятся мои истории, Баррем?
— Еще как!
— Ладно, слушай еще одну историю. Давным-давно, в незапамятные времена…
Холоднее зимнего ветра, что завывает над юго-западным лесом.
Холоднее снега, что саваном покрывает деревья, камни и землю зимой.
Холоднее льда, что лежит на воде и свисает сосульками с ветвей.
Холоднее всего на свете была улыбка Фераго Убийцы! Фераго был еще молод, но по мере того, как проходили годы, росло в нем зло, и росла дурная о нем слава, и каждый зверь боялся даже имени этого голубоглазого горностая.
Его банда обыскивала разрушенную барсучью нору, чтобы обеспечить себя хоть какими-нибудь зимними припасами, которые можно было найти среди обломков. С безжалостной улыбкой Фераго стоял, возвышаясь над телами двух убитых барсуков, Урта Быстрого и его жены Урты, двух последних отважных зверей, которые отказались повиноваться ему. Воровство и обман, помноженные на безжалостность, были оружием Фераго Убийцы. Он заманил барсуков в западню, пригласив их якобы на мирные переговоры. Дураки!
Ласка по имени Мигро отступил в сторону от охапки сухого лишайника, лежащей в углу:
— Хозяин, смотри!
В куче лишайника лежали, прижавшись друг к другу, два барсучонка. Мигро расхохотался:
— Этот вылитый отец, а другой, смотри, хозяин, он совсем белый! А я думал, все барсуки полосатые.
Фераго тронул носы малышей своим остро отточенным кинжалом:
— Оба самцы. Один обычный, а другой — альбинос. Из-за несговорчивости своих родителей оба стали сиротами.
Мигро следил за движениями кинжала своего хозяина:
— Что ты собираешься делать с ними? Фераго пожал плечами и убрал кинжал:
— Ничего. Об отродье Урта Быстрого зима сама позаботится.
Поигрывая золотым медальоном, который он только что снял с шеи убитого барсука, Фераго бросил вокруг себя прощальный взгляд:
— Теперь на юго-западе не осталось никого, кто бы осмелился мне перечить. Вперед, мои головорезы!
И когда горностай в сопровождении своей банды вышел из норы в зимнюю стужу, его прекрасные голубые глаза смеялись.
В обвалившейся норе копошились возле остывающего тела матери два барсучонка, полосатый и совсем белый. Они жалобно повизгивали, ожидая, что мать проснется и успокоит их. Снаружи, подгоняемые ветром, кружились и падали на землю снежные хлопья.
Было холодно. Но холодней всего на свете была улыбка Фераго Убийцы.
Книга первая
Беглецы и искатели
1
Много-много долгих сезонов
Сразу за линией прибоя возвышалась огромная цитадель Саламандастрон, обломок горы, которая давным-давно, когда мир был еще юным, представляла собой вулкан. Все бесчисленные годы этой страной управляли владыки-барсуки и их друзья-зайцы из Дозорного Отряда. Эта скала была превращена в крепость, изрытую пещерами, переходами и залами. Крепость охраняла западный берег и раскинувшуюся вдоль него Страну Цветущих Мхов.
От главного входа в Саламандастрон бежала по песку цепочка следов к отдельно стоящему утесу. Подперев лапой подбородок и глядя вдаль, сидел на утесе владыка Урт Полосатый, или, как его еще называли, Урт Могучий. Он даже не снял фартук, в котором обычно работал в кузнице, и не взял с собой ни меча, ни какого-либо другого оружия. Оставшись наедине с землей, морем и небом, барсук отдался своим думам. Мары не было дома уже два дня, и он начал беспокоиться. Правильно ли он когда-то поступил, взяв на воспитание молодую барсучиху? Она была одной из немногих особ женского пола, живших в горе. По традиции здесь обитали в большинстве своем одинокие барсуки-самцы. Пять лет назад зайцы нашли барсучиху в дюнах. Урт был очень доволен, когда ее принесли к нему. И так как дочери у него никогда не было, он и стал к ней относиться как к дочери. Так и шло, пока она была маленькой. Он был благородным барсуком, обремененным делами, а она росла рядом, и так вот рядом, но не вместе они и прожили до сегодняшнего дня.
Жизнь поставила перед Марой некоторые трудности. Она стала роптать на тот суровый образ жизни, который вели в Саламандастроне. Урт Полосатый в обращении с ней стал неловким и излишне суровым, и Мара в свою очередь восставала против его тяжелой лапы. Не посчитавшись с его желанием, два дня назад она ушла из дому со своим другом, молодым зайцем Пикклем Фолгером.
Барсук нахмурился. Пиккль был слишком необузданным и своенравным. Из Мары никогда не выйдет толку, если она будет продолжать с ним водиться. Но странное дело, когда Урт начинал читать ей нотацию или угрожать наказанием, он чувствовал себя каким-то великаном-людоедом. Поэтому они стали избегать друг друга. Мара шла своим путем, а Урт своим.
На утес взобрался сержант Сапвуд. Он немножко постоял на месте, боксируя со своей тенью, пока Урт не заметил его. Шагнув в сторону, заяц вздернул подбородок и отдал левой лапой честь.
— Как давно ты здесь сидишь, владыка? Не пойдешь ли чего-нибудь поесть? У тебя со вчерашнего дня крошки во рту не было.
Урт медленно поднялся с камня, на котором сидел, и с тревогой глянул на зайца:
— От Мары есть какие-нибудь известия, сержант?
— Никак нет. Но ты не беспокойся. Они с Пикклем вернутся, как только нагуляются вволю. Хочешь, чтобы я послал Мару к тебе, когда она придет?
— Нет, не надо, но дай мне знать, когда она вернется. Проследи, чтобы хорошо поела. А потом… потом пришли ко мне!
Пока они шли вдоль берега, Сапвуд, легонько касаясь лапами командира и кружа вокруг него, сделал нырок и ложный выпад:
— Давай побоксируем.
Барсук пытался не обращать внимания на своего драчливого друга, но Сапвуд настаивал:
— Ну же, давай тряхнем стариной, а?
Урт Полосатый остановился и отмахнулся, но заяц все приседал и подпрыгивал под самым его носом.